Часовой махал веточкой на мух. Заметив меня, подобрал ноги с тропы. Я приостановил шаганье.
— Я пошел?
Солдат хмыкнул:
— А мне чо? Туда-то иди.
Я спускался в пропасть, похожую на гроб, подчас бегом — голая глина, раскорябанная зноем в бурые струпья, вдоль тропы щетинилась болезная паутинка травы и пятнели нашлепки высохшего мха, палатки протягивались и тучнели, распирая военные бока — римский город начинался от тропинки, следующий часовой окликал:
— Курить привез?
Остервенел на мой ответ.
— Где ваш шеф?
— Шеф — у бандитов.
— Ну ладно. Где начальник?
— Начальник там, где трудно.
— Ну и воняй тут до пенсии!
Хлоркой несло будь здоров. Два мужика посыпали растворенное отхожее место на четыре очка под надписью «Финиш».
Главной улицей я выбрался к столовой — повариха с загорелыми плечами бросила чистить картошку и вцепилась в меня.
— Приехал? Пойдем сюда. Ты ж во всех понимаешь? — Завела в палатку. — А то сейчас набегут. Тебе ж старая — молодая разницы нет?
— Как сказать…
— Сможешь на раскладушке? Я вот так лягу — тебе низко не будет?
— Как сказать, — как заведенный повторил я, во дела!
— Давай. Пока нет никого. У меня задержка. — Она возилась под фартуком.
— Отставить! — гаркнули в окно.
Ворвался взмыленный кряжистый мужик с восклицанием:
— Прибыл? Ладноть! Прапорщик Свиридов — раскопный комендант.
— Да мы ж с вами играли…
— Точно так. Тут отца родного не узнаешь. — Повариху выпихивал вон. — Он — не женский врач!
Та голосила:
— Тогда в город отпустите!
Свиридов снаружи кричал.
— Почему пошабашили? Да он — са-ни-тар-ный врач. Санврач! Это хуже, чем ветеринар. Не лечит, а травит. Бригадиры, ну приструните вы народ, человек с Москвы ехал… Стыдно!
И вернулся, не один — с близорукой дамой: шляпа-шорты.
— Прошу. Мой зам по… Прилично не выговорю.
— По археологии.
— По ней! Нездоровая обстановка на раскопках, товарищ врач. Некачественная вода произвела постоянный понос, то бишь выделение жидкого кишечного содержимого. Народ совсем не терпит, выделяет содержимое где попало. В тридцать три струи. Не считая мелких. Негде сесть. Объект режимный. Для пресечения самовольного покидания ввел комендантский час. А не можем соблюсти! Бегают выделять. Разрешил стрелять холостыми для начала, а народ не устрашишь — лазят перебежками, ползком. К сознанию стучался: как же, говорю, космонавты полтора года и больше крепятся? И ничего нам на головы не летит. А вы две недели не осилите? Слушай, глянь пока, что у меня вот тут-то во в боку прищемляет, когда рукой замахиваю. — Свиридов задрал рубаху. — Елена Федоровна, вы уж за мной.
— Я, правда, не лекарь. Я только убиваю.
— Да? Нет, без балды? Жал-ка. Побегли осмотрим тогда сокровища. Накопали мы кучу реликвий. Елена Федоровна!
— А!
— Не пугайтесь, я это, Свиридов. Дремется? Ляжьте сосните. В смысле — бай. Ну, кровать, отдых, подушка. Понятно?
— Очень понимаю.
Палатки занимали гладкую площадку, за ней берега провала раздавались просторней, глубже. Народу рылось — тьма; гнулись и разгибались кругом. Копали уступами, ступенями — ямища раскопа походила на цирк, На донном пятачке торчала железная дура и запятнанный соляркой движок на колесах.