— Тайга… — повторил ворчливо больной, — Тайга — это вам не прошпект али гулевар.

У Сабурова мелькнула мысль: а вдруг старик рассуждает трезво, а мед и пасека — это не бред?

— Да, тайга… — спокойно повторил Яков Андреевич. — Нелегко было найти вашу пасеку.

— Э-э, милок, пожил бы ты с мое в тайге! — с видимым удовольствием сказал Кочегаров. — Ить ежели не знать, в каком месте Тайменку перейти, разве когда найдешь? Дудки! Сколь молодцов ходило, а все мимо. Но тот парнишка, хоть и мало чего в лесу смыслит, а настырный. Ей-ей!.. Понравился он мне, жженки не пожалел для меня, уважил старика… Ну и я его отблагодарил.

— Как… отблагодарил? — спросил Сабуров заинтересованно.

— А так, товарищ офицер, што в России, коли люди в трудном деле познакомились, — они уже друзья. А друзьям ничего не жалко. И видел я, што шатун вроде к моей пасеке направился, а от следа того товарища не отвел. Нет! Хотя и знал: из милиции человек. Меня не проведешь!

— Значит, меда вам не жалко?

— Ни боже мой, берите и владейте! — подтвердил Кочегаров. — Мне даже лучше, душа ослобонилась от греха. Спокойно спать можно, никто не обворует. А то бы достался мед паршивцу Ваньке — и поминай как звали!

— Какому Ваньке? — быстро спросил Сабуров.

— Да вы же его знаете, бандюгу — Ваньку Соколовского! — сказал Кочегаров. — Мы же вместе его летом похоронили. — У старика дико вдруг заблестели глаза. — Он из-под земли-то вышел, вражий сын, и тут, паршивец, извернулся. И Ваську-егеря он упрятал — это я хоть перед Николаем-угодником свечку поставлю, Вот те! — Старик перекрестился двуперстием.

«Старовер, — машинально отметил Сабуров. — Что говорит? Из-под земли?.. Снова бред? Или есть основания?»

— Покойники не возвращаются, Степан Аверьянович, — тихо сказал Сабуров. — Напрасно беспокоитесь.

— Ан нет, — вздохнул Кочегаров. — Мы-то с тобой не вернемся. А Ванька-бес снова шастает. И Валета моего опадной колодиной погубил, а шатуна, заметь, не тронул, потому как сродственником стал зверью лютому. За меня Валетушка-то погиб. Ежели б не его, меня колодина хлопнула бы…

На глаза Кочегарова навернулись слезы. Сабуров мучительно пытался понять старика, ухватить хотя бы зернышко истины из его бессвязного рассказа. И откуда, спрашивается, такая уверенность, что Колядин пропал по вине Соколовского?

— Вы успокойтесь, Степан Аверьянович, — проговорил Сабуров. — Жалко Валета, конечно. Понимаю… Но при чем тут Соколовский? Вы же сами видели — погиб он. А тут — на тебе, воскрес.

— Не знаю… Не знаю… — Старик качнул головой, уставился в потолок, слеза из угла глаза скатилась по жесткой морщинистой щеке на подушку. — А только он был у меня. «Подыхаешь? — говорит. — Ну и ладно. Мешать не буду». Чай выдул, шаром огненным за порог выкатился…

«Чай. Проверить», — отметил про себя Сабуров и решил не возражать, согласиться со стариком.

— Что ж, возможно, вы и правы. Каких чудес не бывает на свете. Возможно, и воскрес Соколовский…

— Возьмите, — дрожащими пальцами Кочегаров расстегнул ремешок на левой руке и протянул Сабурову золотые часы. — Не за что мне. Коли Ванька жив — не за что…