— Но его одежда… и эта ужасная машина, — неуверенно пробормотала миссис Фредерик.

— Эксцентричность гения! — продекларировал дядя Бенджамин. — Помните, Досс сказала, что он Джон Фостер. Я не слишком разбираюсь в литературе, но слышал, как лектор из Торонто говорил, что книги Джона Фостера вывели Канаду на литературную карту мира.

— Я… полагаю… мы должны простить ее, — сдалась миссис Фредерик.

— Простить ее! — фыркнул дядя Бенджамин.

Амелия действительно невероятно глупая женщина. Не удивительно, что бедняжка Досс так устала и заболела, живя с нею.

— Ну да, думаю, вам лучше простить ее. Вопрос в том — простит ли нас Снейт!

— А что если она будет настаивать, чтобы уйти от него? Ты не представляешь, насколько упрямой она может быть, — сказала миссис Фредерик.

— Оставь это мне, Амелия. Оставь все мне. Вы, женщины, уже достаточно напутали. Все дело испорчено от начало до конца. Если бы ты, Амелия, хоть чуть бы побеспокоилась много лет назад, она бы вот так не свернула с пути. Просто оставь ее в покое, не приставай с советами и вопросами, пока она сама не захочет разговаривать. Ясно, что она в панике сбежала от него, испугавшись, что он будет злиться из-за того, что она одурачила его. И как этот Трент осмелился рассказать ей такую байку. Потому люди и избегают врачей. Нет, нет, мы не должны жестоко винить ее, бедное дитя. Редферн придет за нею. А если нет, я поймаю его и поговорю, как мужчина с мужчиной. Может, он и миллионер, но Валенси — Стирлинг. Он не может унижать ее, просто потому что произошла ошибка в диагнозе. Вряд ли он хочет этого. Досс немного перенервничала. Господи, я должен привыкнуть называть ее Валенси. Она больше не дитя. А теперь запомни, Амелия. Будь доброй и сочувствующей.

Это требование к миссис Фредерик было явно завышено. Но она сделала все, что в ее силах. Когда ужин был готов, поднялась наверх и спросила Валенси, не хочет ли та выпить чашку чаю. Валенси, лежа на кровати, отказалась. Она просто хотела, чтобы ее оставили на какое-то время в одиночестве. Миссис Фредерик ушла. Она даже не напомнила Валенси, что та попала в столь сложное положение из-за недостатка в ней дочерней любви и послушания. Но кто же говорит подобные вещи невестке миллионера?

Валенси с тоской оглядела свою старую комнату. Она также совершенно не изменилась, поэтому поверить во все, что произошло, с тех пор как Валенси в последний раз спала здесь, казалось почти невозможным. Было даже что-то неприличное в этой неизменности. Та же королева Луиза, вечно спускающаяся по ступеням, и точно также никто не впускал в дом одинокого щенка, мокнущего под дождем. Те же фиолетовые бумажные жалюзи и то же позеленевшее зеркало. А за окном те же мастерские с крикливой рекламой. И станция с теми же бродягами и флиртующими девицами.

Здесь ее ожидала прежняя жизнь, словно мрачный людоед, что дождался своего часа и в предвкушении облизывает пальцы. Чудовищный страх вдруг охватил Валенси. Когда наступила ночь, и она разделась и легла в постель, благодатная оцепенелость покинула ее, уступив место мыслям и терзаниям по острову под звездным небом. Огни костров… все их домашние шуточки, фразы и перепалки… пушистые красивые коты… мерцающий свет сказочных островов… лодки, скользящие по водам Мистависа в магии утра… белые березы, светящиеся среди темных сосен, словно тела прекрасных женщин… зимние снега и розово-красные огни заката… озеро, напившееся лунного света… все радости ее последнего рая. Она не позволит себе думать о Барни. Только об этих мелочах. Ей не вынести мыслей о Барни.