Мина ставит ногу на край контейнера, стараясь игнорировать раздутые от газов, разлагающиеся звериные туши. Прогоняет мысль о миллиардах червей и трупных мух, в отчаянии вызывая в воображении картинки с единорогами под радугой, летними лугами и симпатичными котятами.

А потом прыгает.

Прибывшие из Норртелье полицейские обнаружили Мину и Винсента на полу мастерской. Мина обливалась водой из шланга, из которого наполнялся бак, но в волосах застряло несколько кусков полусгнившей плоти. Будь у Мины ножницы, она обрезала бы волосы под корень.

Одежда Мины, раз и навсегда испорченная, ворохом лежала в углу. Винсент дал ей, чем прикрыться взамен. Но липкий от крови телефон был найден, и все сработало. Сделав звонок, Мина отшвырнула его в сторону, а потом затопила водой из шланга.

Винсент ничего на это не сказал. Только протянул одежду — слишком просторную и мокрую насквозь, зато без пауков и ошметков падали. Сам остался в трусах — «Бьёрн Боргах»[46] с принтом на гавайскую тематику, как не замедлила отметить про себя Мина.

Полиция Норртелье выслала двух женщин. При виде Мины и Винсента одна из них обернулась в дверях.

— Нам нужны одеяла, — крикнула она кому-то через гравийную площадку. — Срочно!

— Нам звонили отсюда, — сказала другая, — и сразу после этого из Стокгольма. — Она с озабоченным видом опустилась на пол рядом с Миной.

— Да, это я звонила, — ответила Мина, хлюпнув носом. — Вы быстро приехали.

— Вы? — удивилась женщина. — Я представляла себе женщину постарше. Стокгольмская полиция сбита с толку, но, по словам того, с кем я разговаривала, здесь должно было быть два трупа. Что-то о преступлениях на почве расовой ненависти и самоубийстве… И еще речь шла о каком-то письме. Вы что-нибудь об этом знаете?

Мина оглянулась на Винсента.

— Яне и Кеннет позвонили в полицию и ушли, — извиняющимся тоном пояснил тот. — Я не успел сказать…

Они миновали поворот на Арланду и поехали дальше на север. После Арланды движение стало менее оживленным, одно время они были на дороге почти одни. Но Юлия знала, что ситуация будет меняться по мере приближения к Уппсале. Кристер уже звонил, и теперь Юлия рассказывала Торкелю, что Винсент в розыске, но это дело отделения архипелага Норртелье, а не стокгольмской полиции. Поэтому быть на работе не так уж обязательно.

Кристер сказал, что понятия не имеет, почему Юлия в такой день осталась дома. «Вне сомнения, — со значением добавил он, — у нее есть на это веские причины». Она позвонила Торкелю и немедленно вернулась, благодарная коллегам за неумение держать язык за зубами.

Юлия сжала руку Торкеля на руле. Тот ответил тем же, не сводя глаз с дороги.

— Спасибо, что терпишь меня, — сказала Юлия, — невзирая ни на какие гормональные расстройства.

— Перед тобой стоял трудный выбор. — Торкель улыбнулся в ответ. — Мне жаль, что я не сумел сделать его проще, но ты должна знать одну вещь.

На какое-то мгновение он оторвал взгляд от дороги, чтобы видеть ее глаза.

— Я люблю тебя и рад, что ты сделала правильный выбор. Мы с тобой уже предприняли много попыток. И что я был бы за отец, если б не позволил тебе защитить человека, у которого, конечно, тоже есть родители. Прости мою глупость.