Лихарь мигом вскинулся на локтях. Недоумённо уставился на улыбающегося учителя. Ветер доверился вдохновению:
– Ученики пришли, сын.
Выговорилось внятно, свободно. Лихарь ошалело посмотрел на него. Неуверенно улыбнулся в ответ:
– Я сейчас, отец…
Он заметно покачнулся, слишком резко вскочив. Торопливо вышел за дверь.
– Как учитель? – сразу спросил Хотён.
– Плохо, – ответил стень односложно. «Жаром измучился. А сегодня и боль, похоже, ушла…» – С чем пришли?
– Неустроичи новых ложек доставили.
– Кого?..
– Воря́т привезли. Малохи, в зеленце прибитые, иные детницы были.
Жителям затона понадобилась седмица, чтобы хоть как-то собрать размётанную, разграбленную, расточённую жизнь. Дать честное погребение своим павшим, вытащить на поживу зверью чужих мертвецов. До сирот, оставленных повольными жёнками, руки дошли в тридевятый черёд. Ещё почти седмица понадобилась медлительным оботурам на дорогу, занимавшую у быстрых лыжников двое суток. Собаки могли быстрее домчать, но собак разбойники перебили.
У Лихаря глаза смотрели из двух тёмных колодцев.
– Я вам на что? – выговорил он бесцветно. – Сами не можете через порог перевести?
«Новые ложки, – встрепенулся Ветер. Маленький треугольник оконницы наливался ярким дневным светом. – Ворон, удача, сиротский поезд привёл, а я встречать не спешу!»
Он сделал ещё усилие, опёрся освобождёнными руками, сел. Выпростал ноги. Встал. «Наконец-то. Славься, Владычица!»
На ложе осталось что-то ненужное, ничтожное, как порванная одежда. Приоткрытый рот. Остановившиеся глаза.
Лыкаш за дверью рассказывал, что четвёрка малышей, отмытая и приодетая, уже стучала ложками в поварне.
– Лихарь! – окликнул великий котляр. Стень послушно возник на пороге. Ветер распорядился: – Отрока из Деруги быстро ко мне!
Вместо исполнения приказа Лихарь зачем-то бросился к ложу, где никого уже не было. Обнял отвергнутую оболочку, затрясся, застонал. Ветер миновал его, спеша во двор.
Там переминались два косматых быка. Женщина в распашных санях куталась шубой, крытой серым и зелёным сукном. Коренника придерживал Космохвост, подкоренного – Ивень.
– Ворон где? – спросил Ветер.
Они засмеялись, словно он какую глупость сморозил. Женщина в санях протянула руки:
– Садись, маленький Агрым…
Братский костёр
Жил-был человек, боявшийся смерти.
Эка невидаль? Всяк знает её в конце земного пути, всяк страшится. Однако живой охотней мыслит о жизни, а тот человек мог думать лишь о тёмной завесе, клубящейся впереди. Влево, вправо сверни – и она туда же ползёт. На месте замри – сама катит навстречу!
Казалось бы, скопище переселенцев жило каждодневными хлопотами. Люди запрягали оботуров, готовили пищу, ровняли снег для новой стоянки. Только на ходу длинным поездом теперь не растягивались. Так и ползли вперёд городком: если что, несколько саней развернуть.
Именно ползли, очень неспешно противу прежнего хода.
Сеча росла впереди, как та смертная завесь. Не минуешь, не обождёшь, чтоб рассеялась. Сеггар хотел достичь пережабины к определённому дню. Может быть, как раз поспеет подмога.
Если корабли Сенхана подошли.