– А ты что?

– А я, рекли, если не порадую… не улещу, чтоб Зорку те сребреники простил… так больше ладушку не увижу…

Дружинные воины, собравшиеся кругом Ильгры и Сеггара, неволей обернулись. Бичевы шатра хлопнули, как вхолостую спущенные тетивы: разъярённый Светел выскочил вон, таща за собой девку. Ни влево, ни вправо не посмотрел, сразу ринулся Гунькиной улочкой, мимо кощейских саней, обшитых рогожами. Шагал так, что Избава, отменно скорая на ходу, поспеть не могла.

– А я думал, за наставлением спешит, за советом, – улыбнулся Гуляй.

Ильгра вздохнула:

– Пойти, что ли, приглядеть? Ведь наворотит мальчоночка с пылу, всей ратью не отскребём.

В Зоркин детинец Светела попробовали не пустить. Двое дюжих работников скрестили охотничьи копья:

– Куда? Без слова хозяйского…

И полетели, запрокидываясь, влево-вправо, а копья воткнулись в снег и застряли.

Избава донесла правду. Отец с сыном сидели за оболоком спина к спине. На шум короткой схватки они встрепенулись, подняли головы. У того и другого торчали тряпки во рту. Девка бросилась развязывать.

Светел рявкнул вслед:

– Что просто не пожаловалась, надолба?..

Нашёл кого укорять! Сироту, безответную захребетницу. Да и дружина боевая поезд от разбоя пасёт, а не в поезде правых с виноватыми разбирает. Во дворик заглядывали Зорковы чада и домочадцы, но сразу прятались. За пределами санного огородика разрастался тревожный шум, звучала громкая ругань. Наконец из тёплого оболока в одной безрукавке вылез хозяин:

– Ты что у меня порядничаешь, дикомыт?..

Светел очень нехорошо двинулся к нему. Успел заметить испуг на лице Зорка. «По окаянной-то шее да святым кулаком…»

– Стой, – негромко сказал сзади Сеггар.

Светел замер, оглянулся. Где один из нас, там и знамя! Позади стояла половина дружины, все не занятые в дозоре. А за витязями толпились кощеи. С дубинками, даже с топориками.

– Тебя кто звал, воевода? – снова осмелел Зорко. – Не твой суд здесь, прочь ступай! Да оттябеля своего забери!

– Верно, моё дело сторона, – легко сдался Сеггар. – Пошли, детушки.

И повёл ухмыляющуюся дружину обратно, а кощеи, не видя больше помехи, устремились вперёд.

– Чужой девкой свой должок отдавать?

– Ты на торгу нас не прикупил!

– Бей!

Дело всё-таки обошлось без расправы. Обозлённые поезжане требовали Зорковой головы, но остановил Непогодье. Хотя сам был и на гнев скор, и на руку тяжёл, и сына в путах только что видел.

– Остережёмся кровь лить, без того враг впереди, – передавали его слова для тех, кто сам не слыхал. – Мы, андархи, законом живём. Я виру приму. И воеводе задаток пусть отдаёт, а не то из поезда убирается!

Зоркова дворня смекнула уже, на чьей стороне сила. Бросала копья, отступала в сторонку. Оставшись один, Зорко приуныл, а под занесёнными кулаками встал на колени.

– Что возьмёшь за бесчестье, свет Непогодье?

– А было бесчестье-то? Посягнул её витязь?

– Нет!..

– Тогда почто на бегу поясок подвязывала?

– Надо было, и подвязывала, тебя не спросила.

– Закон-то, люди? Что закон говорит?

Началось было несогласие. Тут скромный паренёк привёл дедушку, клеймёного вора.