— Понятно. И что за планы?

— Классика. Драться или улетать. Возьмём «Роси» и уцелевшие десантные шлюпки и двинем на них. Один вариант — укомплектовать их экипажами, разместить по периметру кольца и попытаться бросить людей на абордаж кораблей Вольного флота. В ближнем бою не важно, что у них в десять раз больше торпед. А «Роси» и оборона Медины добьют тех, кто вырвется. Серьёзная свалка, и будем надеяться, что сумеем одержать верх.

— Есть шанс, что получится?

— Дело плохо. Совсем небольшой. План во всех отношениях дурацкий. Куда более вероятно, что ОТО Марко превратят наши корабли в обломки железа ещё до того, как приблизятся. А если им и удастся, на тех кораблях экипажи больше, они отобьются.

— А улетать?

— Загрузить «Роси» припасами, выбрать врата и быстро линять, пока враги не показались на горизонте.

— И бросить Медину?

— Медину. «Джамбаттисту». Всё. Поджать хвост и удирать со всех ног. Отдать Вольному флоту вход в медленную зону и надеяться, что следующая волна кораблей объединённого флота сумеет их снова выгнать и в следующий раз удержит.

— А где сейчас «Пелла»?

Джим вздохнул.

— Ведёт волчью стаю.

Наоми обернулась к экрану.

— Значит, мы остаёмся здесь.

— Я ещё не решил, — сказал Холден.

— Нет, ты просто пока себе этого не сказал. Ты же знаешь, если уйдём, Марко за нами погонится. Может, если бы мы были на другом корабле, или Марко вдруг изменился, так бы не обернулось. Наш выбор — драться здесь, с малым числом союзников и припасов, или воевать на другой стороне кольца, с ещё меньшей поддержкой. Единственное различие.

— Я... ну да... — Джим сделал глубокий вдох, резко выдохнул. — Чёрт.

— Сколько мы сможем собрать обломков от той волны ложных целей?

— Всё, что не улетело сквозь кольца, — сказал Холден. — Хочешь поместить их сразу у кольца в Солнечную систему, чтобы Вольный флот в них влетел?

— Врата не так велики, — сказала Наоми.

— Три четверти миллиона квадратных кэмэ, — ответил Холден. — И через них пойдут пятнадцать кораблей. Даже если мы превратим все обломки в песок, более вероятно, что Вольный флот пройдёт мимо них и даже не заметит.

— Знаю, — сказала Наоми. — Но, может быть, хоть один получит хороший удар. И тогда станет на один корабль меньше. Если мы не играем на перспективу, значит, сдаёмся. Надежда — всё, что у нас осталось. И если мы проиграем...

— Я не рассматриваю...

— Если мы проиграем, — продолжала Наоми, — важно то, как это произойдёт. Знаю, ты не старался стать символом чего бы то ни было. Но вот так уж случилось. И ты сам этим пользовался. Помнишь все те видеозарисовки, которые ты делал, стараясь показать, что люди с Цереры — такие же, как и все остальные?

— Дело тут не во мне, — сказал Джим, но виноватые интонации голоса говорили, что сам он в это не верил.

— Знаменитого капитана Холдена использовали, чтобы заставить людей взглянуть на то, что они должны были видеть. Не стыдись этого. Это было правильно. Подумай обо всех тех, кто смотрел. Кто сделал выводы и, возможно, напомнил другим, что война — не только корабли, торпеды и линии фронта. Если мы должны... — У неё сжало горло, слова застряли. — Если предстоит умереть, надо сделать так, чтобы наша смерть означала не меньше тех твоих маленьких видео.