— Первая волна готова, — сказала Бобби. — Разрешаешь запуск?

— Разрешаю, — ответил Холден. — Только, Бобби, пожалуйста, постарайся там не погибнуть.

— Никто не живёт вечно, сэр, — ответила Бобби, — но я буду стараться выжить — пока это не ставит миссию под угрозу.

— Спасибо.

Одна за другой, а потом маленькими неровными группами, начали зажигаться слабые выхлопные следы. Даже собранные все вместе они не имели бы силы реактора «Роси», но им она и ни к чему. Вся их жизнь — расстояние от ворот до станции в центре медленной зоны. Для большинства — даже меньше. Только вот на одном из них Бобби, Амос и их штурмовая группа. Как и ожидал Холден, суденышки, словно стая скворцов, сбились вместе, как подвижная форма под невидимым ветром, и рванули к вратам.

А потом через них.

Она знала, что это случится. Еще до того, как они выудили точную информацию у Якульски, она понимала — что-то произойдёт. Это было похоже на ощущения после страшного сна, от которого никак не избавиться. Предчувствие или просто страх, постоянный, отчётливый и неотступный. Новость о том, что на Медину надвигается война, принесла едва ли не облегчение. По крайней мере, теперь Робертс хоть в общих чертах понимала, чего бояться.

Этот страх заставлял воспринимать мелкие изменения как что-то серьёзное. Когда Якульски принёс им новость, что рабочий график меняется, Робертс не могла не истолковывать перемены как карты Таро. Поиск маячка внутри барабана отложили на месяц, должно быть, капитан Сэмюэльс решила, что это не самое важное для обороны при вторжении. Реконструкция водоснабжения под низкую g продолжалась, видимо, хотели подготовить запасы на случай повреждения экологической системы. Несколько дней они устанавливали лазеры дополнительной связи, чтобы всегда иметь возможность переговорить с Монтемайором и прочими советниками Дуарте, а также охраной союзников. Всё это для Робертс вписывалось в идею укрепления обороны перед грядущей войной и доказывало, что её страх вполне обоснован. И чем очевиднее это делалось, тем больше она видела подтверждений.

И не она одна. Все остальные в её рабочей группе страдали от тех же кошмаров. Якульски теперь чаще отсутствовал, чем был на месте, и не руководил, только вначале говорил, что им делать, а в конце спрашивал, всё ли готово. И уходя после смены, нередко исчезал без объяснений, просто сказав «дела».

Салис стал больше пить, приходил на смену с похмелья и злой, а когда день заканчивался, не хотел возвращаться домой. Вандеркост... ну, после той ложной тревоги с кротом Вандеркост измельчал. Не фигурой, а образом жизни. Осторожный, ответственный, ушедший в себя, как улитка. Однажды, сразу после новостей о том, что со стороны врат в Солнечную систему летит ледовоз, они сидели в баре. Какие-то нализавшиеся юные койо принялись орать, что планеты с колониями не заслужили ни помощи, ни внимания.

«Если им не по нраву, как с ними обращаются, не надо было так вести себя с нами». «Они не лучше, чем Марс, только без камней за спиной», и «Пройдёт поколений пять, и мы с ними рассчитаемся». Вандеркост быстро прикончил свою выпивку и ушёл не прощаясь. Он теперь избегал любых разговоров о политике, даже той, с которой все соглашались.