«Теперь надо уничтожать экипаж», — мелькает в голове Дениса.

Выпрямившись во весь рост, Денис поливает из автомата «вражеских» танкистов, которые переваливаются через борт люка.

— С ума спятил! — слышит Ленькин голос. — Срежут из пулемета…

Чулков прячется и все-таки успевает увидеть: «горят» уже два танка, а третий, перебравшийся через траншею, бестолково мечется в тылу роты. Пехоту «противника» на правом фланге отсекли от танков «огнем» из автоматов и ручных пулеметов и не дают ей поднять головы. Но вот три танка, вырвавшись из дыма и виляя из стороны в сторону, начинают утюжить траншею.

«Ох, черт! Они же по-настоящему сейчас нас раздавят!»

Рев танка вдруг раздается где-то совсем рядом. Чулков упал — ноги стали ватными. Над его головой оглушительно залязгали гусеницы, поплыло днище.

Денис в ужасе кричит:

— А-а-а! — и закрывает голову руками. Земля сыплется за шиворот, на плечи, попадает в рот.

Но вот танк переваливает через траншею, Денис вскакивает и шарит рукой по окопу, отыскивая засыпанные землей гранаты. Нащупав одну, хватает ее, выпрыгивает из окопа и мчится за танком. Приостановившись, со злобой бросает гранату под гусеницу, мстя за испытанный страх.

Кто-то кричит:

— Подбит! Еще раз подбит!

Танк дает крутой крен и заваливается правой гусеницей в траншею. Ни повернуть, ни уйти вперед или назад он теперь не может. Кто-то колотит гранатой по броне, забыв, что она может «взорваться».

— Сдавайся, прохвост, сдавайся!

Оказывается, танк этот еще до Чулкова кто-то уже «подбил». Вместо того чтобы закрутиться на месте, вошедшие в азарт танкисты проутюжили метров сорок траншеи. Утюжка не принесла, однако, победы «противнику». Потеряв пять машин, «враг» отступил. Прорвавшиеся в тыл стрелковой роты танки без взаимодействия со своей пехотой не достигли цели и вынуждены были отойти.

Анализируя позже свои действия, Чулков понял, как правы были ветераны дивизии. Совсем не шуткой оборачивались их слова о том, что от такой утюжки можно в сумасшедший дом попасть.

Горнист протрубил отбой. К роте, расположившейся на отдых возле небольшого кургана, подошел бывший преподаватель училища Шибанов, теперь уже не капитан, а майор, инструктор политотдела дивизии. Как всегда веселый, приветливый. В роте его называли крестным отцом Вадима Зеленкова из-за того памятного случая, когда Вадим заснул на политзанятиях.

Разговор начался с шутки:

— Ну как, сонливость не одолевает, крестник? — майор тепло улыбнулся, глядя на Вадима.

Тот вытянулся по стойке «смирно».

— Никак нет, товарищ гвардии майор. И секунды всхрапнуть не дают. Не то что на политзанятиях в училище. — Дождавшись, когда смолкнет смех, Вадим продолжал: — Бьем фанерных фашистов и в хвост и в гриву.

— Боевые тыловики, одним словом, — с усмешкой подытожил Ленька.

Когда улегся смех, вперед выдвинулся, звякнув медалями, ефрейтор Карпухин, парень лет двадцати четырех с веселыми, всепонимающими глазами, ветеран дивизии.

— Разрешите вопрос, товарищ гвардии майор?

— Наш комсорг роты, — представил его Ленька.

Майор, добродушно улыбаясь, с любопытством взглянул на Карпухина.