Надышавшись, я довольно бодро дошла до распахнутой настежь калитки, как её оставила мама, ступила на едва видимую среди травы дорожку и по привычке захлопнула калитку за спиной.

На этом вся моя решимость куда-то подевалась.

Передо мной простирался лес, густой, зелёный, едва шепчущий листвой под лёгким тёплым ветерком. Он совсем не выглядел зловещим. Наоборот, под яркими солнечными лучами вся эта растительность словно манила под свои своды, обещая приятную тень и прохладу.

Мимо, деловито жужжа, пролетел шмель размером с кулак, и я немного успокоилась. Приготовила ленточку и, глубоко вдохнув пряный травяной воздух, решительно зашагала вперёд.

А потом вдруг сообразила, что оставила лом на кухне. Это было ужасно глупо с моей стороны. Конечно, может быть, не очень удобно бродить по лесу с тяжёлой железякой наперевес, но лом придавал мне уверенности.

И всё же возвращаться я не стала.

В лесу действительно не было этой удушающей жары. Солнце не могло до конца пробить густую листву разросшихся деревьев, и кроны их давали приятную свежесть. По крайней мере, здесь можно было не бояться солнечного удара. Хоть чего-то не бояться.

Вот только тишина стояла необычная для леса, давила как подушкой. Конечно, шелестели листья, шуршала под ногами трава, хрустели сухие веточки, на которые я наступала. Но совершенно не было слышно птиц. Казалось бы, летом они всегда верещат как ненормальные. Но только не в этом лесу. Словно кто колонки выключил.

Я шла и постоянно оглядывалась. Как только забор скрылся из виду, я тут же привязала к ближайшей нависающей над тропинкой ветке ленточку, сделав ровный бантик. Дальше идти совсем не хотелось, но я поставила перед собой задачу пройти, не оглядываясь, двадцать шагов и не вязать банты на каждом кусте.

Мне казалось, что я начала узнавать те места, которые мы проходили с мамой. Один раз я даже достала телефон, чтобы свериться с фотографией, но сразу наткнулась на те изображения, где мама прикидывалась призраком. В груди словно завязался тугой узел, я хотела заплакать, но не смогла. Быстро убрала телефон и, сжав до боли зубы, привязала ленточку к какому-то кусту, безжалостно смяв при этом листья.

Потом решительно подобралась к сухому старому дереву, густо обвитому вьюном, и принялась отламывать от него ветки. Трухлявые сразу отбрасывала в сторону, а когда попалась особенно крепкая, не поддавшаяся с первого раза, всем телом повисла на ней и стала раскачиваться, пока ветка с громким треском не отломилась и не упала вместе со мной в траву. Обломав с ветки ненужные мелкие сучки, несколькими ударами по земле проверив её на прочность, я вернулась на тропинку, уже вооружённая деревянной шпагой.

Мне приходилось обходить валежник, поросший вьюном и мхом, весь мохнатый и чем-то напоминающий свернувшегося огромного зверя. Всякий раз казалось, что за этой кучей сухих веток или под ней кто-то прячется и только и ждёт, чтобы из своего убежища напасть на меня, цапнуть корявыми когтями по голой ноге, раздирая её в кровь…

Иногда, бросая искоса взгляд в сторону, я с пугающей отчётливостью видела притаившуюся у дерева или куста человеческую фигуру, которая при пристальном рассмотрении оказывалась скоплением веток и теней, ничего общего с человеком не имеющим. Но всякий раз меня бросало в пот, а в голове мутилось от страха.