– Добре, – вздохнул Януш, и тогда к еде приступили и женщины.
Ночь загоралась за окном новыми звездами. Сверкающий серп спускался все ниже и почти касался нижним краем белой занавески, которой наполовину было закрыто окно. Но казалось, сейчас он ее надорвет и вплывет в комнату.
В дверь постучали. Мужчины переглянулись. Батько Панаса встал первым. Был он худ, под выпущенной рубахой имел впалую грудь. Женщина, сидевшая рядом с ним, ахнула и закуталась глубже в шаль.
– Тише, – проговорил Януш, тоже вставая.
– Кто? – спросил батько. В голосе его не было страха.
– Открывай! – послышался голос Петро.
– Ты говорил, они не придут, сынок, – промямлила женщина, обращаясь к Панасу, привстала, но снова в бессилии опустилась на лавку.
Побледневшее лицо Панаски исказилось. Он метнулся вперед и встал с другой стороны двери.
– Открывай! – повторил голос.
– Я гостей в этот час не ждал, – ответил батько, а Януш встал у него за спиной.
– Открывай, не то хату спалим! – зазвучал еще чей-то голос.
Зазвенело стекло, и камень, пробивший его, бухнулся на стол.
– Наталья, ховай детей, – прошептала мать Панаса.
Крутнувшись на месте, Панаска подлетел к крышке подпола, бесшумно откинул ее, спустился вниз, Наталья передала ему притихших мальчика и девочку.
– Но я не хочу этого видеть! – вскрикнула Стася, но руки обхватили ее крепче, а Лука давил ей на затылок пудовой рукой.
– Никто не хочет этого видеть. Но нужно, – отвечал ей Василий.
Батько распахнул дверь, и первым в хату ввалился Петро. За ним еще человек десять, одетые в одинаковые шаровары и короткие пиджаки, подпоясанные толстыми ремнями. Среди них ростом выделялся Богдан Вайда. По щекам его разливался кровавый румянец.
– Вечеряем? – спросил один из незваных гостей. – А может, и нас возьмете в компанию?
– Чем богаты, – сквозь зубы отвечал батько.
– Вы говорили, что не придете! – вскрикнул Панас, стоявший на крышке подпола.
– Панаска, – усмехнулся Петро, мотая головой.
– А может, мы просто в гости зашли, Панаска, – приблизился к нему почти вплотную Богдан. – Не по-доброму ты встречаешь гостей.
– Знаю я, как вы в гости ходите, – отвечал Панаска.
– Что встал как вкопанный? – спросил Богдан. – Ломай хлеб на всех.
Панаска сорвался с места и схватил со стола хлеб.
Мать его уже снимала с печи завернутый в рушник теплый хлеб, вареные яйца и большой шмат сала. Гости расселись за столом, но к еде пока ни один из них не прикасался.
– Як так вышло, Дмитро, что в доме твоем поляки живут? – со спокойной усмешкой обратился Богдан к батьке Панаски.
– Януш – муж Натальи, – спокойно отвечал батько, – а та – сестра жены моей. Родственниками они нам приходятся.
– Украинка не имеет права замуж за поганого поляка ходить! – крикнул кто-то из-за стола и прихватил по нему кулаком, отчего подскочил чугунок, а женщины ахнули.
– Вот ты Дмитро – русский?
– Русский, – отвечал тот.
– И не большевик?
– Не большевик.
– Не коммунист?
– Не коммунист.
– Не москаль.
– Не москаль.
– Ты жил, тебя трогали?
– Никто меня не трогал, – сглотнув, отвечал батько. – Жил спокойно.
– По-русски говорил, тебя трогали?