Все это я выговорил, глядя в лицо Полозу. Тот принужденно улыбался.
Юджин — он умница. Не стал сыпать на меня лишние вопросы. Только проговорил:
— Может, мне подъехать к дому этого господина? С кем-нибудь.
Это была мысль! Я так и сказал:
— Это мысль. Подъезжайте. И подождите в машине у ворот. Адрес… — Я вопросительно глянул на хозяина дома.
— Я найду, — быстро отозвался Юджин.
— Отлично! — И я отключился.
Видимо, я все же дал промашку.
Полоз тут же сообразил:
— У меня создалось впечатление, что вы действуете не по заданию ОГ, а, скорее, по личной инициативе.
— Вы полагаете, это меняет дело? — досадливо огрызнулся я.
— Пейте кофе, прошу вас. Уверяю, он не отравлен.
Мы оба посмеялись, отдавая дань шутке. Но едва я взял чашечку, как опять возник Карлуша. Он катил на треноге с роликами длинный черный ящик.
— Спасибо, милый. Иди отдыхай…
Карлуша исчез, а Полоз подвинулся с креслом к ящику. Что-то нажал на нем. Плавно откинулась назад плоская крышка. Я увидел клавиши, кнопки, циферблаты. Эта штука напоминала концертный синтезатор, которые были в ходу у ансамблей в прежние времена (а может, и сейчас тоже, кто их знает).
Полоз оглянулся на меня. Взгляд был теперь тяжелый, без всякой светскости. Голос опять стал глухим. Слова, впрочем, были вежливы.
— Маленькая лекция, если позволите… Надеюсь, вам известны основы теории неисчезающей информации? Той самой, из которой следует, что никакое явление в мире не проходит бесследно — обязательно оставляет тот или иной отпечаток. Разыскав такой отпечаток, можно с определенной степенью достоверности воспроизвести явление, имевшее место в давние времена, и…
— Не утомляйте себя азбучными предисловиями, — сказал я.
— Виноват! Вы же специалист по темпоральным проблемам… Этот прибор, примитивно именуемый мною хроноскопом, настроен на… если можно так выразиться, на проникновение в звуки прошлых времен. Эти времена продолжают звучать в нашем пространстве, эхо их не умолкает, хотя в нашей обыденной жизни мы его не слышим…
Полоз, кажется, вдохновился. Или притворялся? Он согнулся над клавиатурой, опустил голову, быстро глянул на меня сквозь волнистую сетку искусственных волос.
— Хроноскоп проникает в глубь любой эпохи, где раздавались голоса певцов! Уверяю вас, это совсем не сложный прибор. Сложна его программа, на которую я потратил полжизни! Но зато — вот…
Он ударил по клавишам, словно на фортепьяно…
У дальней стены сгустился воздух. В серое облако. Тут же это облако превратилось в полутемную, с цветными витражами и огоньками свечей глубину готического собора. Ощущение пространства было совершенно реальным (как сегодня днем в кино). В пространстве возникла шеренга детских фигурок в длинных светло-серых одеяниях. Дети пели. Сначала мелодия была еле слышной, затем выросла и стихла. Из глубины надвинулось на нас бледное лицо мальчика. Слегка запрокинутое, с острым подбородком, в обрамлении прямых светлых волос. А на длинном натянувшемся горле дрожали крошечные капельки.
«А-аве-е Мари-и-и-ия-а-а…» — тоненько вывел мальчик.
И вдруг все исчезло. Я резко глянул на Полоза.