— Вы считаете, что национализм может предотвратить эксплуатацию человека человеком? — поднял бровь монарх.

— Нет, конечно! — раздраженно поморщился Ленин, — сам по себе национализм не противоречит эксплуатации. Но если он может сплотить рабочих и перевести их борьбу из сугубо экономической плоскости в политическую, то его можно и нужно использовать, как инструмент консолидации масс…

— То есть вы не намерены призвать финских товарищей к соблюдению принципов интернационализма?

— Интернационализм со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации, хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда, — спорил Ленин, — должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возместило бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически. Кто не понял этого, тот не понял действительно пролетарского отношения к национальному вопросу, тот остался, в сущности, на точке зрения мелкобуржуазной и поэтому не может не скатываться ежеминутно к буржуазной точке зрения. (***)

— Оно уже и так присутствует, это неравноправие, — пожал плечами монарх, — в Финляндии никогда не было крепостного права, всегда работали местные органы власти и местный парламент, существовала независимая от российской судебная и правовая система…

— Вы не понимаете! — Ленин покачал головой, — национальная автономия и национальная идентичность тут вообще ни при чем. Трудящиеся Финляндии недовольны эксплуатацией, частной собственностью, вообще капиталистическими отношениями. Но прорывается это недовольство в виде национального противостояния… Это временно… По мере роста политического образования масс местечковый национализм будет ослабевать и полностью исчезнет, как только эксплуатация человека человеком уйдет в прошлое.

— Вы полагаете, в государстве, где отсутствует частная собственность, столкновений на национальной почве быть не может?

— Исключено! — отрубил Ленин, хлопнув ладонью по столу, — нации и национализм — это порождение исключительно эксплуататорских классов. С их ликвидацией сгинет какая-либо причина для межнациональной розни…

— А пока они есть…

— До тех пор наша партия будет считать своим долгом защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ. (****)

— Не слишком ли самонадеянно и … идеалистично, — парировал царь.

— Не более, чем ваши попытки поставить на службу обществу капиталистов и религиозных мракобесов. Предположение, что царские чиновники, буржуазия и клерикальное духовенство, а равно и их наследнички, способны построить новое, справедливое общество — это самый большой и беспардонный идеализм, — жестко отрубил Ленин.

— Эко Вы круто… — закряхтел император поперхнувшись чаем, — как Вы беспощадно только что прошлись по капиталисту Энгельсу и сыну раввина Марксу… Да и себя, сына царского чиновника, не пожалели…

Ленин на секунду завис, но, тряхнув лобастой головой, продолжал.