В поисках укрытия от солнца Робин свернула в сторону, противоположную стоянке. Нетрудно было представить, как Джоанна станет талдычить, что этот тип (в таких местах уборщики – народ известный) сразу прибрал к рукам сумочку, чтобы подарить жене или дочери. Робин искала глазами скамью или невысокий парапет, чтобы присесть и обдумать положение. Но присесть было негде.

Откуда-то сзади выскочила большая поджарая собака темно-шоколадного окраса и с разбегу налетела на Робин. На собачьей морде было написано презрительное упрямство.

– Юнона, Юнона, – окликнул хозяин. – Смотри, куда бежишь… Молодая еще, ума не набралась, – объяснил он Робин. – Думает, на дороге она главная. Зато не кусается. Она вас напугала?

Робин только и сказала:

– Нет.

Ее мысли занимала потеря сумочки; в сравнении с этим нападение какой-то собаки было сущей мелочью.

– При виде добермана люди часто пугаются. Доберман считается злой собакой, но моя приучена показывать зубы только при несении службы.

Робин слабо разбиралась в породах собак. Поскольку Джоанна страдала астмой, они не держали ни собак, ни кошек.

– Да ничего страшного, – сказала она.

Вместо того чтобы поспешить к ожидавшей впереди собаке Юноне, хозяин подозвал ее к себе. У него в руках был поводок, который он тут же пристегнул к ошейнику.

– Даю ей побегать по траве. За театром. Она это любит. Но здесь, конечно, полагается брать ее на поводок. А я поленился. Вам нездоровится?

Робин даже не удивилась такому повороту в разговоре.

– Я потеряла сумочку, – ответила она. – Сама виновата. Оставила под зеркалом в дамском туалете, а когда вернулась, ее уже там не было. То есть я забыла о ней напрочь и после спектакля преспокойно ушла из театра.

– Что сегодня давали?

– «Антония и Клеопатру», – ответила она. – Я осталась и без денег, и без обратного билета.

– Вы приехали на поезде? Чтобы посмотреть «Антония и Клеопатру»?

– Да.

Только сейчас она вспомнила совет, который давала мать им с Джоанной перед поездкой по железной дороге – и вообще перед любой поездкой, куда бы то ни было. Взять с собой две банкноты, сложить и пришпилить булавкой к нижнему белью. И ни под каким видом не вступать в разговоры с посторонними мужчинами.

– Чему вы улыбаетесь? – спросил он.

– Сама не знаю.

– Улыбайтесь и дальше, – сказал он, – потому что я с радостью одолжу вам денег на обратную дорогу. Когда у вас поезд?

Она сообщила ему время, и он кивнул:

– Хорошо. Только перед этим нужно поесть. На пустой желудок поездка не принесет вам радости. Сейчас у меня в карманах пусто, потому что я не беру с собой деньги, когда вывожу Юнону на прогулку. Но отсюда недалеко до моей мастерской. Пойдемте со мной, я возьму деньги из кассы.

Погруженная в свои мысли, она только сейчас заметила у него акцент. Вот только какой? Явно не французский и не голландский – эти она умела различать, потому что у них в больнице иногда лечились иммигранты. Отметила она и кое-что другое: он упомянул радость от поездки. Никому из ее знакомых и в голову не пришло бы сказать такое взрослому человеку. А незнакомец говорил об этом как о чем-то естественном и непреложном.