— Нет! Прости, я тогда вообще непонятно, о чем думал. Прости меня, — мужчина внезапно встал на колени. Этот его порыв хоть и потряс, но это не понравилось молодой женщине.

— Встаньте, граф. Я прощаю Вас, но на этом всё. Разговор закончен. Нам незачем больше видеться. И если это всё, что хотели мне сказать, то я пойду.

— Ярослава. Я хотел бы увидеться с дочерью. Пожалуйста, — произнёс Гринвич и повернул голову, вероятно пытаясь разглядеть среди зеленых насаждений и аллей Ксюшу. Но, к счастью, она ушла. Мужчина поднялся, но остался стоять на месте.

— У нас с Вами нет общей дочери, — спокойный голос давался нелегко, но женщина очень старалась и справилась с этим.

— Она похожа за меня, больше чем…..

— У вас короткая память, граф! Разве не Вы мне бросили в глаза обвинения, что я вас шантажирую? Разве не Вы отказались от неё, вспомните! — Яра была готова сорваться на крик, но неимоверными усилиями сдержалась. Лишь слегка притопнула ногой от нетерпения. — А теперь я прошу Вас уйти. Довольно!

— Я уйду, — произнес Гринвич и действительно сделал ровно полшага к выходу из беседки, — только прошу тебя разрешить мне встречаться с моей дочерью. Ведь она наверняка спрашивала, кто её отец!?

— Ещё раз напоминаю Вам, граф. У нас с Вами нет общей дочери!

— А ты стала жестока. Но имеешь на это право. Только очень прошу тебя, разреши Ксении узнать своего родного отца. Ты ведь понимаешь, — граф пытался подбирать слова чтобы они были наиболее убедительными, — что твой зверь не может быть родным отцом человеческому ребенку! И она это поймет.

— Знаете, — Ярослава вдруг почувствовала облегчение, словно вот они-заветные слова, что должен знать мужчина, предавший её однажды, — мой муж-зверь, как Вы его назвали только что. Он не отказался от нас, живущих по дворцовым меркам в бедности, не отказался от меня, зная, что есть ребенок. Он не бросил, узнав, что мой отец и я сама в опале. Князь не посмотрел, что это могло отразиться на репутации его собственной семьи. И не предлагал стать любовницей после того, что узнал обо мне, только женой. Да в нём больше человечности, чем в любом другом, зарвавшемся аристократишке, считающим титул единственным достоинством!

— И всё же, я очень прошу тебя подумать об этом. Послушай, пожалуйста, не спеши отказывать. Я скоро уйду, только выслушай меня, пожалуйста, еще немного, — попросил Гринвич, с тоской бросив взгляд в ту сторону, откуда доносился детский смех. И Ярослава порадовалась, что малыши нашли себе занятия подальше от беседки.

— Говорите, граф.

— Мне очень хотелось бы признать девочку своей дочерью, хотя я понимаю, что ты этого не желаешь. И не позволишь мне это сделать. Не переживай, пожалуйста, я не сделаю этого, как бы мне не хотелось.

— Что? — возмутилась княгиня, но Гринвич поднял свою руку в останавливающем жесте.

— Нет-нет, что ты. Я не позволю грязи коснуться имени моей дочери. Не бойся, — с нежностью произнёс мужчина, не отрывая взгляда от Ярославы, но к счастью для неё, по-прежнему оставаясь на своём месте.

Молодая женщина вздрогнула, но промолчала, приготовившись выслушивать не самые желанные объяснения.