Демон взметнул дымящуюся руку и с размаху отшвырнул стол и зеркало; всюду разлетелись осколки, корона укатилась под кровать. Ирина придвинулась ко мне; она подталкивала меня к двери, но демон оказался проворнее, хоть и ногами немощен: он пронесся над полом могучим вихрем и заступил нам дорогу.

— Я умираю от жажды, я весь иссох, — трескуче заныл он. — Мне нужно еще напиться! Ирина, Ирина, теперь к тебе я желаю припасть! Смаковать тебя стану долго! Но нет мочи терпеть, времени нет, пламя мое почти угасло. Ты у меня поплачешь, Ирина, уж я твоего горюшка испробую, испробую твоей боязни.

Горюшко и боязнь — это уж скорее про меня, а не про Ирину. Она так и стояла передо мной — недвижная, холодная как лед. И бросила прямо в лицо демону:

— Я привела к тебе короля Зимояров, Чернобог, как обещала. Я впустила тебя в королевство Зимояров. Я уже вволю наплакалась — над тем, что ты сотворил. Я тебе все дала, о чем ты просил. Больше ты ничего не получишь.

Он зарычал и бросился на нас. У меня ноги подкосились от страха, я так и осела мешком на диван. Я взглянуть-то боялась на демона: как он хватает Ирину за руки, обдавая нас обеих жарким дыханием… И вдруг он сам отскочил как ошпаренный. Шарахнулся от нас, потирая руки, баюкая их, точно это Ирина его обожгла.

Руки у демона были как холодные уголья из ведерка, в котором в жизни ничего не горело. Он стонал, голосил и хныкал над своими руками, словно они у него ныли после тяжкой работы. Демон вытянул ладони — повалил пар клочьями, и наконец руки снова заалели жарким светом. Он поднял взгляд на Ирину и злобно заверещал:

— Нет! Нет! Ты моя! Мое лакомство!

Демон затопал ногами и бросился на меня. Вот тут-то я и закричала: голос ко мне вернулся.

Его жуткие пальцы коснулись моего лица, а под ними точно лихорадка горела, меня сразу бросило в пот и замутило. Только я вдруг поняла, что лихорадит-то не меня, жар не льнет к моему телу. А демон шарахнулся и от меня тоже, снова завопил трескучим голосом. И снова у него кончики пальцев будто бы помертвели. Он так и уставился на меня: рот разинул от злости, а сам так и пышет адским пламенем. Ирина положила руку мне на плечо.

— Отступись от меня и моих близких, — медленно произнесла она. — Отступись, Чернобог, ты дал мне слово, и я больше ничего у тебя не просила.

Пока демон таращился на Ирину, дверь отворилась. В спальню робко заглянула девчушка-судомойка: услышала, видно, мои крики и решила себе на беду проверить, не стряслось ли чего. Заметив демона, она со страху раскрыла рот, да так и остолбенела — как перепуганная зверушка. Демон тоже заметил судомойку и тут же кинулся к ней. Однако прямо перед девочкой он опасливо замер и лишь одним пальцем решился коснуться ее нежной щечки. Девчушка вся скривилась, отвернулась — а сама делает знаки от нечистой силы.

Я прикрыла рот руками и чуть было снова не заголосила. Но Ирина даже не шелохнулась. Так и стояла — высокая, прямая, гордая — и глядела на демона ясными глазами. Она и бровью не повела, когда демон с ворчанием отдернул палец, развернулся и снова пошел к нам, весь бурля от злости. Но теперь у него хватало ума не касаться нас, хотя ему очень хотелось. Он встал поодаль и в бешенстве затопал ногами.