— Не серебряной, — ответила я. — Мне подружка рассказывала, ты солнце не любишь.

И я опустила руку на последнюю гору серебра, высившуюся передо мной, — на монеты, до того раскаленные, что я едва могла их коснуться; на монеты, что еще недавно были тем самым неиссякаемым источником могущества. И все они, до одной, обратились в сверкающее золото.

При виде золота демон в страхе заголосил. Монеты вокруг него начали плавиться, сливаться, как капли воды. Солнечный свет вырвался на волю и затопил коридор. Он был такой яркий, этот свет, что у меня заслезились глаза. Солнце сияло сквозь хрустальные стены, и вся гора словно зажглась, а Чернобог завизжал, съежился и прикрылся руками. Корчась, он попятился по коридору назад, к разлому.

Солнечный свет касался демона, и от горящего тела отламывался уголь, с него осыпался пепел, обнажая горнило внутри у Чернобога. Монеты сыпались на него и тут же растекались струями по голове, по плечам, выпуская еще больше света. Брюхо демона уже скрыли сплошные золотые пластины. Огромные куски угля валились с него, ноги трескались. Он визжал и стенал без умолку, с трудом волочась по коридору. Вода все еще прибывала, плескалась вокруг моих ног, но демона она больше не питала. Она лишь охлаждала поток из жидкого золота, что струился следом за Чернобогом, клубилась паром и оседала каплями на стенах, не успев добраться до демона.

Из-за пара я почти потеряла его из виду. Он уже умалился настолько, что сумел развернуться; ноги и руки у него сделались совсем хилыми, а тело тщедушным. Пальцы отламывались от рук и ног, тут же проклевывались новые, но и они, не успев толком вырасти, исчезали в коротких вспышках пламени. Чернобог добрался почти до самого разлома: я услышала, как он заныл и захныкал, увидев исполинский склон из золотых монет. А коридор за его спиной сиял, как небеса в летний полдень, — я выпустила на волю целый век плененных солнечных дней, и солнце наверстывало упущенное. Хрустальные стены сверкали и переливались, как алмаз, — свет пронизывал гору до самого подножия и возвращался наверх. Демон с каждым мигом делался все меньше и меньше.

Он бросился на золотой холм и отчаянно пополз вверх по склону, к трещине. Золото плавилось; вокруг демона плескался океан золотого света. Извиваясь, Чернобог пытался проскользнуть в зазубренный провал, но застрял; хрустальные зубы отгрызали огромные куски расплавленного золота от его тела, с ними отваливался и уголь, вскрывая пылающее Чернобогово нутро. Сам хрусталь превращался в раскаленную ослепительную жидкость; вязкие струи потекли в разлом, заливая трещину. От Чернобога отделился огромный кусок угля; визжащий демон низвергнулся с горы — жалкое подобие самого себя.

Я стояла над затянувшейся трещиной, в пересохшем русле из тускнеющего золота, и пыталась перевести дыхание. Тут и там попадались островки нерасплавленного золота. Вода ливнем хлынула по стенам коридора. Плененный солнечный свет вырвался из горы весь, без остатка, — надеюсь, он устремился туда, откуда его похитили. Вода потоком неслась мимо меня по золотому склону и падала в разлом, окутанный облаками пара. Вода охлаждала расплавленный хрусталь и металл, они застывали, и рана на лице горы излечивалась, затягивалась хрустальной пеленой с золотыми искорками и прожилками.