– Это мы в шутку, – ответила Оля. Она слезла с великана и подошла к кроватке сына.

– Сикока? – спросил Хас, что означало: «Щекотка?»

– Да, мы играли в щекотку, – улыбнулась Оля. – Хочешь, я и тебя пощекочу?

– Не! – замотал головой ребенок. – Я пи-пи!

С кровати поднялся измученный и всё ещё опасающийся нападения Хастад.

– Я посажу его на горшок, – сказал он Оле. – Только больше не надо, ладно?

Оля, довольная победой, отправилась готовить завтрак.

***

Раздавшийся вширь на жирной рыбке Миша променял всех медведиц тайги на сытую жизнь. Гон прошёл мимо него. Он так и остался жить на участке возле дома.

Хастад пробовал не кормить медведя, но тот так душераздирающе выл под окнами и буянил во дворе, что невозможно было уснуть.

Оле пришлось задвинуть в дальний угол планы выращивать на участке зелень. Что толку? Косолапый всё вытопчет.

Агрессии довольный жизнью Миша не проявлял. Разве что хулиганил от скуки – разбрасывал дрова, пытался проникнуть в баню, рыл ямы в земле, пытался сделать подкоп под дом. Хастад гонял Мишу по двору за проделки, но тот игнорировал нравоучения.

Подкопы с разных сторон дома продолжились, и Хастад придумал сделать для Миши личный домик. Получилась этакая огромная будка для пса-переростка.

Мишино жилице вплотную примыкало к торцовой стене избы и в высоту было в человеческий рост. Вместо узкого входного окошка был широкий проход, завешанный мешковиной. Внутри Хастад насыпал соломы и устелил сверху ту же мешковину.

Медведь оценил домик и с важным видом занял его. С того дня подкопы и попытки взломать дверь в баню прекратились.

***

В начале июня судьба подкинула в великаний дом ещё одного питомца.

Ураганом с высокой сосны сорвало воронье гнездо. Выжил только один ещё не оперённый птенец, и Хастад притащил его домой.

– Это ещё кто? – уставилась на спасённого бедолагу Оля.

– Птенец ворона. Вот, спас его. Будем теперь выкармливать, – ответил великан.

У малыша было травмировано крыло. Кончик висел на одном сухожилии и тонюсеньком кровяном сосудике. Хастад вооружился клеем для порезов, провёл бедолаге операцию и зафиксировал крыло.

Первые два дня воронёнок боялся разевать рот и выпрашивать еду. Приходилось силой открывать ему клюв и запихивать еду.

Птенец быстро оклемался, привык и теперь ежедневно в половине пятого утра будил всех своим раздражающим гортанным: «Кра-а-а-а!»

Хас дружелюбно относился к новому питомцу, помогал папе кормить его кашей на воде, варёными яйцами и мясом. А ещё Хас пытался говорить с птенцом на его языке и придумал ему имя: Карл.

С каждым днём трубочки будущих перьев у Карла вытягивались всё длиннее, характер становился наглее, а голос громче. Вскоре воронёнок оброс иссиня-чёрными перьями и по-хозяйски расхаживал по всему дому, оставляя после себя «жидкие лепёхи».

Но, как бы Оля ни ворчала, Хас очень прикипел к Карлу.

Когда Хас ползал по полу, катая машинки, Карл бегал следом и легонько клевал ребёнка за пятки. Хас ойкал, хихикал и тянулся пальцем, чтобы щёлкнуть птицу по наглому клюву.

Вскоре Оля не выдержала постоянных карканья и «сюрпризов» на полу. К тому же Карл повадился воровать еду со стола. Момент он выбирал всегда удачный, когда все отвернулись. Три взмаха крыльями – цап! – и добыча в когтях.