Кажется, я зарычала, стала ощупью искать Жаждущего… но моего оружия не было. И я просто бессильно рычала.

Перед глазами всё двоилось, расползалось, вспыхивало яркими цветами и тонуло в беспросветной тьме.

— Не надо целителя! — рычала я. — Не подходите!

Кажется, я продолжала рычать. А в голове стучало: «Нельзя-нельзя-нельзя, чтобы меня раскрыли».

Пахло кровью вампира. Мои пальцы были в его крови, и я рычала. И никто не подходил. А мир кружился, и смертельный холод сковывал тело.

Мне было страшно.

При этом я понимала, что с высокой долей вероятности останусь жива. Словом смерти можно убить любого, а передо мной был лишь жалкий не самый старший вампир — не может быть, чтобы я могла только разменять свою жизнь на его жизнь. Какая-то часть меня — действующая, рациональная — понимала, что надо просто подождать. И, конечно, не допустить к себе целителя.

Поэтому я рычала.

Рычала, перекрывая шушуканья и собственные панические мысли.

Мир раскалывался и снова превращался в картинки: убогий коридор, труп вампира рядом, офицеры ИСБ, топчущиеся возле лестницы. Темнота. Снова коридор. Труп вампира. Но возле лестницы уже никого нет. Но я всё равно рычу.

Наверное, я слишком давно не практиковалась в убийстве кого-то покрупнее скотины, поэтому мне сейчас так тяжело.

Халэнн сделал всё, чтобы скрыть моё отсутствие в замке — внезапная мысль, образ. Я представила, как он убегал в моём платье, испуганно оглядываясь. Он мог снять с себя амулет абсолютного щита, и я бы поняла, что с ним происходит. Может быть, смогла бы позвать подмогу, а может бросилась бы к самому дорогому мне существу…

Запах корицы и раскалённого металла обжёг меня и всё перевернул. Я зарычала громче.

— Халэнн, что с тобой? Что с тобой? — звук доходил издалека.

В раскалывающейся картине мира мне предстало испуганное лицо Элора совсем рядом, его огромные зрачки в окантовке узких золотых радужек.

— Целителя, срочно!

— Я в порядке, не ранен! Не надо целителя, — я вцепилась в мундир с золотыми пуговицами. — Не надо целителя, это откат. Это… ты… — я постаралась шептать. — Это последствие слова смерти. Это скоро пройдёт. Мне надо просто отдохнуть. Отдохнуть…

Мир раскалывался и разрывался, рассыпался, вспыхивал яркими красками: огненные волосы Элора, его глаза, золото его раскинувшихся во тьме крыльев. Мысли продолжали путаться, но я нашла в себе силы прошептать:

— Пожалуйста, не надо целителя, просто забери меня отсюда, не хочу, чтобы меня видели таким, я же… я же Бешеный пёс…

— Халэнн, ты точно не ранен? — в голосе Элора звучало яркое беспокойство. — Ты бы видел себя со стороны.

— Я не ранен, не ранен, — повторяла я, вяло отталкивая от себя его руки. — Хватит меня тискать. Не у всех же на глазах. Это просто откат, это всегда так работает, если существо разумно…

Я прикусила губу: слишком много болтаю. Но надо говорить, надо гнуть свою линию, пусть от слабости внутри всё вибрирует, а мир раскалывается.

— Я здоров, клянусь, но не хочу рассказывать, не хочу, чтобы мой секрет раскрыли.

— Но мне всё расскажешь, — глухо отзывается Элор и подхватывает меня на руки, прижимает к себе. За закрытыми веками выплясывает пламя, окрашивая их пульсирующим алым. Только не ощущаю я жара этого огня, мне смертельно холодно. — Всё расскажешь об этой своей дурацкой способности, мой дорогой.