Лицо было разорвано. Джонни ясно услышал это в полной тишине пустынного вечера. Разорвано с мягким звуком разрываемого шелка — и Джонни закричал.

Гиены бросились бежать, в ужасной шутовской панике взбираясь на склоны дюны. Бенедикт продолжал лежать, лицо его превратилось в кровавую маску. Глядя вниз на это лицо, Джонни понял, что не сможет убить его, вообще не сможет убить человека. Не может мстить этому существу с изуродованным лицом и больным мозгом.

Он опустился рядом с ним на колени и неуклюжими пальцами развязал рюкзак.

Одно ухо и щека Бенедикта свисали на рот на полоске ткани, зубы с одной стороны лица обнажились, кровь пузырилась на них. Джонни разорвал бумажный пакет поглощающей повязки и положил оторванный кусок на место, плотно прижимая его ладонью. Кровь пробилась сквозь ткань, но текла медленнее.

— Все в порядке, Бенедикт. Я здесь. Все будет в порядке, — хрипло шептал Джонни, работая. Свободной рукой он разорвал другой пакет и аккуратно заменил им промокший. Продолжая удерживать пакет, он поднял Бенедикта и положил к себе на колени.

— Сейчас кровотечение прекратится, и я дам тебе попить. — Он достал из сумки ткань и начал острожно вытирать кровь и песок с ноздрей и губ Бенедикта. Дыхание Бенедикта стало более легким, хотя вырывалось по-прежнему со свистом. Язык его распух, заполнив рот, как пурпурная губка.

— Так-то лучше, — сказал Джонни. По-прежнему придерживая пакет, он достал фляжку. Прикрывая большим пальцем горлышко, чтобы регулировать струю, он позволил нескольки каплям упасть в сухую яму рта.

Еще десять капель, потом он закрепил фляжку в песке и начал мягко массировать горло Бенедикта, чтобы вызвать глотательный рефлекс. Человек, лежавший без сознания, болезненно глотнул.

— Молодец, — подбодрил его Джонни и снова начал капать в рот, негромко приговаривая при этом: — Все будет в порядке. Вот так, проглоти еще.

Потребовалось двадцать минут, чтобы влить в него полпинты теплой пресной воды, к этому времени кровотечение прекратилось. Джонни снова порылся в сумке и взял две таблетки соли и две глюкозы. Он положил их в рот и разжевал, превратив в пасту, затем склонился к изуродованному лицу человека, которого поклялся убить, и прижал губы к распухшим губам Бенедикта. Ввел раствор соли и глюкозы в рот Бенедикта, потом распрямился и снова начал вливать воду.

Дав Бенедикту еще четыре таблетки и половину фляжки, он закрыл ее и вернул в рюкзак. Смочил компресс ярко-желтым обеззараживающим раствором и крепко перевязал рану. Это оказалось труднее, чем он думал, и после нескольких неудачных попыток он провел повязку под подбородком и по глазам, полностью закрыв голову Бенедикта, оставив только рот и нос.

К этому времени солнце было уже на горизонте. Джонни встал и, распрямляя спину и плечи, смотрел на смерть красно-золотого пустынного дня.

Он знал, что откладывает принятие решения. Ему казалось, что, оставив лендровер, он прошел около пяти миль. Пять миль по трудной дороге — часа четыре, может быть, пять в темноте. Можно ли оставить здесь Бенедикта, вернуться к лендроверу, вызвать по радио помощь из Картридж Бей и возвратиться к Бенедикту?