– Ну и куда ты бабу с собой тащишь? – Асмунд с намеком постучал себя по лбу.

– Я предупрежу их, что, если мы к утру не вернемся, епископ будет повешен.

– А ты куда? – Асмунд повернулся к Пестрянке. – Этот сумасшедший, а ты вроде умная баба была.

– Давно это было, – Пестрянка вздохнула и улыбнулась. – Дома я была умной. А как с вами, варягами, связалась, так и последний ум потеряла.

В этой новой жизни, оторванной от родных краев и привычных понятий, она, как и многие, совсем перестала понимать, что умно, а что глупо. И просто следовала за своим мужем, веря, что он-то знает верную дорогу.

Хельги помог ей забраться в лодью. Подстелив пустой мешок, чтобы не пачкать платье, Пестрянка села на носу. Глядя на нее сейчас, никто не догадался бы, что еще полгода назад эта женщина не знала иного платья, кроме сотканной своими руками поневы и вершника: сейчас на ней была роскошная греческая далматика трехцветного шелка, белый шелковый убрус, греческое ожерелье из золотых петелек, соединяющих крупные жемчужины, а на очелье – золотые подвески тонкой булгарской работы. Гребцы то и дело поглядывали на нее, и в их взглядах отражалось восхищение и гордость за свою «королеву».

Дружина Хельги уже видела Сугдею, когда плыли в Самкрай, но в самом городе не были. Даже после Самкрая, с его сложенным из черепков холмом и стеной шириной в три избы, греческий город Сугдея поражал своим видом. Над бухтой-полумесяцем высилась исполинская гора черновато-серого камня; из того же камня высокие стены на известковом растворе ограждали гавань и часть горы. Пестрянка уже почти привыкла, что здесь, на южных морях во владениях греков и хазар, нет ни леса, ни деревянных стен из мощных бревен, к которым она привыкла дома. В лесных краях человек расчищал небольшое пространство и те же срубленные деревья ставил себе на службу: они занимали почти прежние места, только иным порядком. Здесь же леса не было, а каменные и глиняные постройки вырастали из той почвы, на которой стояли – каменистых сухих земель, скал. Здесь люди брали то, среди чего жили – глину и камень, как славяне брали дерево, придавая иной облик, заставляя служить себе.

– О чем ты так глубоко задумалась? – окликнул ее Хельги.

– В Самкрае дома строят из глины, здесь – из камня, – она подняла на него глаза. – Может, есть такие края, где люди делают себе дома из песка? Из льда?

– Посмотрим, – усмехнулся Хельги. – Края земли мы ведь еще не видели. Может, в Серкланде дома строят из шелка. И мы все это затеяли, чтобы проложить туда дорогу. Вот и посмотрим!

Пестрянка недоверчиво усмехнулась, но подумала: да, от Самкрая на восток лежит Серкланд, и в его существовании она теперь уже не сомневалась. Да есть ли у обитаемой земли какой-нибудь край?

Снизу стены на горе казались невысокими, и позади них можно было разглядеть каждую крытую глиняной черепицей крышу. Голая каменистая вершина упиралась в самое небо, и Пестрянка подумала было, что там должно быть святилище небесных богов – до них оттуда рукой подать. Но Хельги ей напомнил, что у греков всего один бог – по имени Кристус, и святилища его не обязательно устраиваются на горах.