Смысл указаний маэстро Одзавы, как правило, был ясен даже мне. При этом я не понимал, как совокупность таких указаний создает целостный, живой образ музыки и формирует единое представление о звуке и направлении у всех членов оркестра. Для меня это было чем-то вроде черного ящика. Ну как, как это у них получается?
Может быть, это профессиональный секрет маэстро Одзавы, который вот уже более полувека первоклассный дирижер. А может, и нет. Может, это не секрет и не черный ящик. А то, что понятно каждому, но под силу только маэстро Одзаве. Не важно. Главное, это была настоящая, потрясающая магия. Сначала искра, без которой не разгорится хорошая музыка, а потом – магия. Если нет хотя бы одного, значит, не быть хорошей музыке.
Это одна из вещей, которым я научился в маленьком швейцарском городке.
Первый концерт состоялся 3 июля в женевском «Виктория-холле», а второй – и последний – 6 июля в парижском «Гаво». Хотя выступал студенческий оркестр, все билеты на оба концерта были распроданы. Конечно, не в последнюю очередь благодаря имени Сэйдзи Одзавы. Все-таки с предыдущего его выступления в прошлом году в «Карнеги-холле» прошло уже полгода. Так что ничего удивительного.
В первом отделении играли шесть квартетов. Как я уже говорил, каждый исполнял одну музыкальную часть. Второе отделение открылось Октетом Мендельсона. Затем вышел оркестр и под управлением Роберта Манна исполнил Бетховена. По-настоящему красивая музыка. Затем под управлением маэстро Одзавы оркестр исполнил Моцарта и на бис – Чайковского.
Оба концерта были прекрасными и запомнились надолго. Исполнение получилось невероятно качественным и душевным. Сквозь напряжение звучала спонтанная чистая радость. Молодые исполнители старались изо всех сил, и результат получился великолепный. Кульминацией стало заключительное исполнение Чайковского – эмоциональное, полное юной красоты. Зал поднялся, аплодисменты не смолкали. Особенно тепло реагировала парижская публика.
Конечно, в этих аплодисментах была и поддержка вернувшемуся на сцену маэстро Одзаве – в Париже его всегда любили. И похвала бесстрашно сражавшемуся студенческому оркестру, звучавшему совсем не по-студенчески. Но не только. В этих аплодисментах была чистая, без нотки сожаления, идущая из самого сердца благодарность за хорошую музыку. И неважно, кто стоял за пультом, а кто играл на сцене. Главное, это была точно хорошая музыка, с искрой и магией.
После концерта всеобщее возбуждение не спадало. От многих участников я слышал, что у них «во время концерта на глаза внезапно навернулись слезы», или что «такая потрясающая возможность выпадает очень редко». При виде несдерживаемого потока этих эмоций и горячей реакции зала я понял, почему маэстро отдает академии часть души, почему она так важна и незаменима. Он стремится передать новому поколению настоящую хорошую музыку. Передать само чувство. Вызвать чистую вибрацию в душах молодых музыкантов. Думаю, это дарит ему огромную радость – не меньшую, чем управление первоклассными оркестрами вроде Бостонского симфонического или оркестра Венской филармонии.