Мураками: Я вот о чем задумался. Когда слушаешь третью часть Первой симфонии, видишь, как много в музыке Малера разных и при этом почти равноценных элементов. Иногда бессвязных, иногда противоречащих друг другу. Традиционная немецкая музыка, еврейская музыка, зрелая музыка конца века, народные песни Богемии, карикатурные зарисовки, комическая субкультура, серьезные философские заявления, христианские догмы и восточное мировоззрение намешаны в ней в изобилии. Не получится выделить и поместить в центр что-то одно. А значит, делай что хочешь… Боюсь показаться невежливым, но не это ли возможность для дирижеров неевропейцев откусить свой кусок пирога? В этом смысле музыка Малера кажется мне универсальной и космополитичной.

Одзава: Ну тут… сказать сложно. Хотя, думаю, такая вероятность есть.

Мураками: В прошлый раз вы сказали, что в музыке Берлиоза есть ниша для японских дирижеров. Потому что Берлиоз безумен. Можно ли сказать то же самое о Малере?

Одзава: Разница между Берлиозом и Малером в том, что Берлиоз не дает таких подробных указаний.

Мураками: Вот как?

Одзава: Поэтому в случае с Берлиозом у нас, исполнителей, полно свободы. По сравнению с ним у Малера мало свободы, но, когда погружаешься во все детали, возникает та универсальность, о которой вы говорите. У японцев, азиатов есть собственная грусть. Немного другая, чем грусть евреев или европейцев. Если ее осмыслить, понять на глубоком уровне свою душевную организацию и исходить из нее в дальнейшем выборе, думаю, возможности откроются сами собой. Появится оригинальный смысл в том, чтобы человек с Востока исполнял музыку, написанную человеком с Запада. Думаю, стоит хотя бы попытаться.

Мураками: То есть не истолковывать поверхностно те эмоции, которые характерны для японцев, а спуститься глубже, осознать их и работать с ними. Вы это имеете в виду?

Одзава: Да. Хотелось бы думать, что исполнение западной музыки сквозь призму японского восприятия – при условии, что исполнитель талантлив, – представляет определенную ценность.

Мураками: Недавно мы с вами слушали Третий концерт Бетховена в исполнении Мицуко Утиды, и при внимательном прослушивании прозрачность ее фортепианной игры или манеру брать паузы я бы без колебаний назвал японской. Между тем не похоже, чтобы это делалось продуманно или специально, думаю, это закономерный результат ее музыкальных поисков. А значит – не поверхностный.

Одзава: Может, и так. Наверное, какие-то формы исполнения западной музыки доступны лишь азиатским исполнителям. По крайней мере, мне приятно верить в такую возможность.

Мураками: Малер отчасти целенаправленно, отчасти неосознанно отошел от ортодоксальной немецкой музыки.

Одзава: Верно. Думаю, именно поэтому в его произведениях есть ниша для нас. Когда-то профессор Сайто сказал нам правильную вещь: «Вы сейчас – чистый лист. Если поедете в другую страну, легко впитаете местные традиции. Но традиции бывают хорошие и плохие. И в Германии, и во Франции, и в Италии. И даже в Америке есть хорошие и плохие традиции. Обязательно разделяйте их и, отправляясь в другую страну, берите только хорошее. Если у вас это получится, вы найдете свою нишу, даже оставаясь японцами, азиатами».