В начале же прошлого года Скрэнтон с компанией обменял им на шкурки одеяла, зараженные оспой. Все шесть деревень вымерли, а немногие выжившие живут сейчас здесь, и в еще одной деревне – точнее, жили там, Скрэнтон их истребил[63]. Я в этом не участвовал, но в дозоре стоял и от трупов помогал избавляться. А сейчас мы – ладно, не я, но Скрэнтон с группой – убили двоих их воинов, ранили двух других и собирались уничтожить всех остальных.

Христианскому всепрощению здешние аборигены не обучены, да и наши, пусть они в церковь ходят, вряд ли бы подставили другую щеку в этой ситуации. Вспомни, что и у вас в Нью-Джерси ранее жили ленапе, и где они сейчас? Их истребили, хотя они никому никакой угрозы не представляли.

– А почему тогда тебя эти сасквеханноки отпустили?

– Да узнали меня – я когда-то вылечил двоих, и они вспомнили обо мне. Индейцы предложили мне поклясться в том, что лично я никогда никого из них не убивал, и когда я это сделал – ведь так оно и есть, – они сохранили мне жизнь. Да и то, что я не кричал и не унижался, стоя у столба пыток, сыграло свою роль – они это очень уважают. Хотя, конечно, если б мне тестикулы прижгли той палкой, боюсь, что не выдержал бы и заорал. Но, как видишь, обошлось. Впрочем, индейцы индейцам рознь. Одно дело сасквеханноки или даже ленапе, а другое, к примеру, мохоки – те намного более жестокие. Ладно, давай на боковую, завтра рано вставать.

Разбудил меня Вильсон еще до рассвета. Позавтракав вяленым мясом и кашей из маиса и каких-то кореньев, принесенной нам той самой дамой, которая вчера чуть не замучила Томми, Вильсон посмотрел на нашу кормилицу и прижал руку к сердцу – я последовал его примеру, – мы взяли приготовленный нам кожаный мешок с припасами, вышли за частокол и пошли по лесу. Как Томми находил дорогу, ума не приложу – я понял тогда, что вряд ли бы смог сам выбраться к своим, когда убежал от Хэйза с компанией. Но часа через полтора я услышал шум. Вильсон улыбнулся:

– Наши идут!

Я громко крикнул:

– Хелло! Мы здесь!

Минут через пять к нам вышел передовой дозор, и двое молодцов доставили нас к командиру отряда, пробиравшегося через лес. Им оказался молодой Вашингтон. Посмотрев на нас, он сказал:

– Здравствуйте, мистер Оделл. Рад видеть вас в добром здравии. А то нам тут рассказали, что вас индейцы замучили. А кто это с вами? Неужто Томми Робинсон, он же Tommy the Fornicator[64]?

– Моя фамилия теперь Вильсон, Джорджи-Порджи[65], – ответил мой друг. – Не забыл еще, как мы тебя в детстве называли?

– Вильсон так Вильсон, – меланхолично произнес Вашингтон. – А вот урод ты еще тот. Что с вами произошло?

– Нас захватили индейцы после того, как Скрэнтон и его люди попытались их уничтожить. Но потом отпустили, – выпалил я.

– Просто так индейцы никого не отпускают. Оделл ладно – он родственник Брэддока, его мы не тронем. А вот тебя, Томми, мы повесим за измену. Конечно, если ты выведешь нас к их деревне, то мы, может быть, тебя и помилуем.

– Какую измену? – изумленно воскликнул я. – Его же пытали индейцы. Хорошо еще, что не убили.

– Молчи, Оделл, а то ведь я могу и передумать. А потом скажу Брэддоку, что и тебя индейцы замучили, и он мне поверит. Он уже записал тебя в покойники.