Все было подготовлено, просчитано. Ласковые руки протирают влажной губкой тело больного, но, по сути, полноценного мужика: «Не надо смущаться, Геннадий, я врач, это моя работа.»

Чем заканчивается такая работа, знает любая читающая дамские сказки няня-Золушка.

Дети тоже любят сказки с хорошим концом и пряничными домиками. Общение во многом заменяет телевизор – «Димочка, папа запрещает смотреть два мультика подряд, но мы ведь ему не расскажем?» – культпоходы в кафе-мороженое гораздо интереснее мороженого дома – ребенок счастлив! – книжка на ночь, последнее ласковое слово произносит уже привычный голос доброй тети.

Жаль, Серафиму по настоянию отца отправили в заграничную школу. Не удалось качественно прикормить пряниками девочку, вырвалась на волю. Одичала.

Но это не беда, а лишняя возможность доказать безразмерную широту души: «Глядите, девочка строптива, но я ее люблю, не упрекаю.» Елена становилась образцом добродетели, примером жертвенности и всепрощения.

Как тут не загордиться! Не раздуться!

Ан нет. «Конечно», «но» висели жерновами. Мешали жить спокойно и повторялись. «Конечно», «но» заставили смотреть по сторонам, сравнивать, пыжиться, рваться, вылезать из кожи вон.

И тщетно, тщетно, тщетно. Человек, вечно живущий в сравнениях, обязательно становится желчным завистником. Особенно если сравнения эти всегда перед глазами и не в твою пользу.

Катарина.

Вначале Елену поражало невнимание невестки к больной свекрови и лежачему брату мужа.

Катарина почти не заходила к Вере Анатольевне, практически не проведывала Гену, а если приходила, то старалась не оставаться с ним наедине – Елена это быстро отметила, – всегда бывала при свидетелях.

«Как?! – поражалась первое время сиделка. – Как можно быть такой заледенелой стервой?! Не приходить к больным, почти не помогать осиротевшим детям?!» Потом, с течением времени обратила внимание, как напрягается, мертвеет лицо Веры Анатольевны, едва Катарина появляется поблизости. У этих женщин не могло быть близости. Они два антипода. Земля и небо. Лед и пламя. Тайна. В усадьбе жила какая-то старая тайна, разделившая двух родственниц по лагерям.

Елена попыталась ненавязчиво разгадать эту загадку еще до свадьбы. Спросила Веру Анатольевну, как ей казалось, просто и весьма оправданно:

– Вам чем-то не нравится Катарина?.. Вы всегда так напрягаетесь при ее появлении.

Элементарный вопрос, довольно разумный для бдительной сиделки, заставил Веру Анатольевну заледенеть не хуже Катарины. «В моей семье не сплетничают» – сказали не слова, а взгляд.

И тайна эта раскрылась гораздо позже. К большому сожалению, через несколько лет после женитьбы Елены и Геннадия. Первый год жизни в загородном доме, еще в сиделках, Лена пробежала, как призовая лошадь к финишу, – в шорах, не замечая ничего вокруг, поставив все на карту и выбрав единственную цель – торжественную роспись под звуки Мендельсона. Заставила себя не обращать внимания на отвлекающие от финальной цели мелочи.

А зря. Жизнь состоит из мелочей, призы же редки. Цели единичны. И мелочи, как рытвины, попадают под копыта призовых лошадей и калечат ноги. А в случае Елены – душу.