— Думаю, да. Больше в Токио, некоторые скрываются в Маньчжурии. Во всяком случае, когда этих парней ловят, они умирают. Если повезет, вас депортируют, но такое случается редко. Лучше не занимайся этим под моей крышей. Я пригласил тебя в Осаку. Для тебя есть работа в церкви.
Исэк уставился на Ёсопа, который заговорил непривычно сурово.
— Ты не станешь связываться с активистами, правильно? — строго спросил Ёсоп. — Ты должен думать о жене и ребенке.
Молчание Исэка беспокоило Ёсопа.
— Военная полиция будет преследовать тебя, пока ты не сдашься или не умрешь, — сказал Ёсоп. — И твое здоровье, Исэк. Ты должен быть осторожным, чтобы не заболеть снова. Я видел арестованных здесь. Даже если они выходят из тюрьмы, это не похоже на возвращение. Судьи здесь японские, полицейские — японцы, законы неясны. И ты не сможешь доверять другим корейцам. Есть шпионы и провокаторы. В дискуссионных группах поэзии есть шпионы, и в церкви тоже. В конце концов каждого активиста снимают, как спелый фрукт с дерева глупости. Они заставят тебя подписать признание даже в том, чего ты никогда не делал, понимаешь? — Ёсоп замедлил шаг.
Кёнхи коснулась рукава мужа.
— Йобо, ты слишком переживаешь. Исэк не замешан в таких делах. Давай не станем портить их первую ночь.
Ёсоп кивнул, но его снедало беспокойство. Тревожась за брата, он должен был растолковать обстановку, убедить Исэка в том, что протест — это только для молодых людей без семьи.
— Мать и отец убьют меня, если ты снова заболеешь или попадешь в беду. Это будет на твоей совести. Ты хочешь, чтобы я умер?
Исэк обнял брата за плечи.
— А ты стал ниже, — с улыбкой сказал Исэк.
— Ты меня слушаешь? — тихо спросил Ёсоп.
— Я обещаю вести себя хорошо. Обещаю слушать тебя. Ты не должен так беспокоиться. Иначе поседеешь и потеряешь здоровье.
Ёсоп рассмеялся. Именно это было ему нужно — чтобы младший брат находился рядом. Хорошо, когда кто-то знает тебя по-настоящему и даже дразнит. Жена была сокровищем, но она отличалась от этого худого человека, которого он знал с рождения. Мысль о том, что Исэк попадет в мрачный мир политики, пугала его.
— Настоящая японская баня. Это было замечательно, — сказал Исэк. — Просто замечательно. Не так ли?
Ёсоп кивнул, молясь, чтобы Исэк не навредил себе и ему. Чистая радость от прибытия брата оказалась недолгой.
По пути домой Кёнхи рассказала Исэку и Сондже о знаменитом магазине лапши рядом с вокзалом и пообещала отвести их туда. Дома Кёнхи включила свет, и Сонджа вспомнила, что теперь она здесь живет. На улице царили тишина и темнота, крошечная лачуга была залита чистым, ярким теплом. Исэк и Сонджа направились к своей комнате, и Кёнхи пожелала им спокойной ночи.
Их комната без окон вмещала матрас-футон и небольшой комод. Свежая бумага покрывала низкие стены; маты татами были вычищены; Кёнхи обновила стеганые одеяла новой хлопковой тканью. Керосиновый обогреватель был даже лучше, чем в главной комнате, где спали Кёнхи и Ёсоп.
Исэк и Сонджа спали на общем поддоне. Провожая дочь, Чанджин говорила с ней о сексе, как о чем-то новом для дочери; она объяснила, чего ожидает муж; и сказала, что близость допустима при беременности. Делай, что можешь, чтобы угодить своему мужу. Мужчине нужно заниматься сексом.