— Только осторожно! — не в шутку прикрикнул я на них, чтобы сбить опасное сейчас воодушевление. — Сбор тайный! Никто чужой ждать не должен!

— Понятно-понятно-понятно! — услышал я в ответ хор множества голосков. — Тайно-тихо-осторожно! Чужих обманем-закрутим-заворожим! Включай стелс-режим, братия, на дело идём!

Я невольно хрюкнул от этих слов, и тут же охнул от своего неосторожного смеха, вызвавшего боль в правом боку. Она меня чуть отрезвила и заставила задуматься об отце Николае, да где же он сейчас, почему не вижу?

Ещё раз я, закрыв глаза, со всей своей силой потянулся в стороны и вверх, чтобы почувствовать и найти его. Я давил и давил, я свободно зачёрпывал силу у этого древнего подземелья, как из собственного кармана, чёрт, да я вообще не ощущал никаких ограничений, весь мир был со мной заодно! Вернее, одно ограничение было, но только во мне самом. Далин назвал бы это пропускной способностью и правильно бы сделал.

Потихоньку туман отчаяния и неверия, скрывавший магию, вызванный к жизни древними амулетами и который эти чернорясные идиоты принимали за результат собственного хитроумия и ещё как свидетельство собственной правоты, рассеивался. Стены неприветливо смотрели на меня, но лезть выше и в стороны не мешали. Смотри, если хочешь, мы поможем тебе увидеть, как бы говорили они, да только приятного здесь мало, да и было бы на что смотреть. Вон, видишь, человека мучают. И говорят, что так и надо. А мы уж и не знаем, кому верить.

Снова охнув, я узнал в пытуемом Владыку Николая, и дела его были откровенно плохи. Висел он на дыбе, вытянувшись в струну, уже с вывернутыми руками над головой, с тяжёлой дубовой колодкой на ногах, хрипло крича на одной ноте и пытаясь подтянуть эти самые ноги к себе, чтобы хоть чуть-чуть повыше, чтобы хоть чуть-чуть подальше от этих дышащих злым жаром углей, что деловито подсыпал ему под самые пятки тот самый монах. Подсыпал и хозяйственно ровнял совком и кочергой, без злобы и ненависти, а лишь из желания выполнить поручение его самозваного святейшества, который отчаянно нуждался в информации из большого мира.

Я дёрнулся в лютой злобе, я попросил стены чуть пошевелиться, чтобы балки перекрытия в этой камере пыток треснули и упали бы на головы этих деловитых и уверенных в своей правоте сволочей. Чтобы завалили бы их, и чтобы Владыка Николай остался бы цел, это можно было сделать, я видел, но мне равнодушно отказали.

Убивать не будем, холодно сказали мне. Надоели вы со своими убийствами. Идите вы к чёрту со своими убийствами. Еле-еле удалось договориться с крюком в потолке, на котором и висела дыба. Искра в нём почти погасла от непонимания и отвращения, но у меня получилось разбудить его, соблазнить мгновенно пришедшей на ум перспективой отдать этот крюк самому настоящему гному да выковать из него самую настоящую подкову, и подковать ею самого настоящего коня. Нехорошо обманывать, но если будет такая возможность, обязательно подберу его да и отдам Далину.

Почти не веря мне, со вздохом усталости крюк выскользнул из своего гнезда в потолке, и Владыка Николай рухнул на каменный пол, прямо ногами в угли, но при этом удачно ударился головой и вырубился, прекратив наконец кричать. В камере засуетились, раздались несколько звонких оплеух да разнеслась на всё помещение громкая матерная ругань, не приличествующая сану.