— Я не хочу тебя оставлять, красавица, я хотел бы заниматься с тобой любовью всю ночь, а потом заснуть, обнявшись. Но нам надо быть очень осторожными…

Он обнял меня и поцеловал кончик холодного носа.

— Тебе пора… Михел тоже начнет беспокоиться, куда я пропала.

— Ты только не переживай, Карен. Никто никогда не узнает. Ты — моя тайна.

Я прижалась к нему и подумала об обещаниях, которые мы с Михелом дали друг другу. Мы должны были сразу сказать, если почувствуем что-то к другому человеку. Измене не было места в наших отношениях, и если такое случилось бы, в ней надо было честно признаться. И если до такого все-таки дошло бы, то мы должны были подумать о безопасности и уж конечно, никогда не пойти на измену с кем-то из близкого круга. И все обещания я нарушила, ни на секунду не почувствовав себя виноватой. Симон высвободился из моих рук, сунул руки в кожаные перчатки и вытащил велосипед Михела из других велосипедов.

— Я уже предвкушаю, как буду его возвращать, — шепнул он с хитрой улыбкой.

Я смотрела, как он уехал в темноту, с прямой спиной и развевающимися непослушными волосами. Он не обернулся. Я не могла вернуться в дом и лечь в постель рядом с Михелом, как будто ничего не случилось. Сердце билось слишком сильно, в голове носилось беспокойство на грани с паникой. Больше всего мне хотелось бежать, просто бежать куда-то, чтобы избавиться от всего и ни о чем не думать.

На первую годовщину «клуба гурманов» Иво сделал нам подарок: неделя в Португалии, все включено, на вилле в его гольф-парке. С детьми остаются мужчины. Иво все предусмотрел. «Сааб»-кабриолет будет ждать нас у самолета, три дня подряд гольф, день процедур на одном из самых известных в Португалии спа-курортов и в заключение ужин на яхте у берега Карвуейро. Мы как раз доедали тирамису в кухне Анжелы, декорированной в сельском стиле, когда туда ворвались наши мужья, в сильном подпитии, переодетые в женщин. Они размахивали билетами, а Иво, жутко похожий на трансвестита, ревя от смеха, влетел с макетом своего гольф-парка. Мы завизжали от радости, как кучка школьниц-истеричек: целую неделю без мужей и детей наслаждаться португальским солнцем, об этом мы мечтали весь год!

Спустя час мы, держа по бутылке пива в руке и раскачиваясь, стояли вокруг кухонного стола, мужики все еще в наших платьях, лица перепачканы косметикой. Мы крепко набрались и были так возбуждены, что топали и хлопали в такт «Джипси Кингс», бросались друг другу на шею, орали и ревели. Ханнеке взобралась на стол и показывала свои подвязки от чулок, Патриция встала рядом с ней и распахнула на груди лиловую атласную блузку. Под ободряющие крики мужчин Ханнеке скинула свой свитер, а Патриция задрала юбку и, покачивая бедрами, выставила на всеобщее обозрение свои стринги. Я не знала, как на это реагировать — считать буйным помешательством или смущаться. Потом они спрыгнули со стола, Ханнеке при этом чуть не опрокинулась навзничь и, полуголые, продолжали весело плясать.

Остальные, хохоча, с разгоряченными лицами, тоже начали стягивать с себя одежду. Мне этого совершенно не хотелось. То, что здесь происходило, приводило меня в какое-то неловкое, тревожное состояние. Я не хотела участвовать в вульгарной сцене. Будоражащие гитарные переборы сменились Марвином Гаем, чей похотливый голос очень подходил к разгульному настроению, царившему в компании. Я заметила, как Бабетт приглушила свет и стала стягивать с Михела майку. Он застенчиво засмеялся, но, к моему большому раздражению, позволил ей это сделать. Анжела направилась ко мне, лицо ее разгорелось, груди аппетитно покачивались в кружевной черной маечке.