Потом цыган начал рассказывать сказку о королевском вороном жеребце. В прошлый раз жеребец был кобылой, но это неважно. У меня был приятель, любивший заливать о своих геройских похождениях. Но очень часто, рассказывая о ранении, полученном в руку, он болезненно морщился, и повествовал, как ему перевязывали ногу. Но Зарко было слушать гораздо интереснее, да и эмоций у старого цыгана побольше.
— У короля Ботэна — не прежнего, а деда его деда, вороной жеребец был. А мой прадед — Луйко, решил этого жеребца украсть. Прадед — не чета мне. Башмаки золотыми набойками подковывал, а своим коням серебряные серьги в уши вставлял! А уж сколько кобыл да жеребцов свел — ай-лю-ли! Прознал про то король, приказал вокруг конюшни караул поставить — сто рыцарей! И днем, и ночью рыцари жеребца стерегли. А у короля дочка была, красивая девушка, настоящая гажо! Только — злая чаюри была совсем. Никто ее не любил — ни слуги, ни рыцари, ни кони. К слугам придиралась — мол, плохо в ее комнатах убирают, на рыцарей жаловалась — плохо ее охраняют, а коням вместо овса песок сыпала — мол, скотина дурная, все съест! И захотелось королевской дочке новому жеребцу напакостить, но боялась, что отец узнает! А Луйко-цыган, тут как тут — говорит, ай, гожо, давай я тебе помогу?! Я схожу, да в ясли не песку насыплю, а мелких камней! Будет конь овес есть, зубы сломает. Обрадовалась девка, говорит — давай. А Лойко говорит — я, мол, корзину с камнями возьму, а ты меня в конюшню проведи, а не то рыцари не пустят. И пошла королевская дочка с цыганом, велела рыцарям пропустить, а тем деваться некуда — не впусти, она опять королю нажалуется. Впустили в конюшню, а Луйко-цыган на жеребца вскочил, да и был таков! Погоню, выслали, конечно, но цыгана в поле искать, так лучше ветер решетом ловить.
— А где колдовство? — недовольно спросил маг.
— Какое колдовство, баро? Тут одна только правда! Зачем колдовать, если можно без него обойтись? И ведь не обманул никого Луйко-цыган. Корзину с камнями он честно принес, в ясли высыпал. Ну, а про то, что коня не станет красть, он чаюри не обещал.
— А почему король не мог приказать страже вообще никого не пускать? Почему девчонка считала, что лошади камни есть станут? Почему они за цыганом двери в конюшню не закрыли?
Интересно, маг задает вопросы всерьез, или он издевается над Зарко, пытаясь его спровоцировать на что-либо?
— Ай, баро! — поцокал Зарко языком. — Зачем ты меня про то спрашиваешь? Ты короля спроси, коли с мертвыми поговорить сможешь.
Не выдержав, я пихнул цыгана в бок, отчего тот поморщился и огрызнулся:
— Зачем бьешь, баро?
— Ты сейчас договоришься, а господин Габриэль возьмет, да покойного короля вызовет, а тот скажет — все это, мол, байки и брехня! — пояснил я. — Врет мол, цыган Забар, как сивый мерин, и не бледнеет.
Но старого мошенника такой мелочью, как дух покойного короля не пронять.
— Э, баро, понятное дело, что коли душу короля вызвать, она скажет, что все брехня! Ну кто сознается, что цыган у тебя из конюшни лучшую лошадь свел? Ты лучше душу моего прадеда вызови, он тебе правду скажет.