– Вот пакостная баба! – вскипел Володя. – Чем она тебя опоила?

Я развела руками.

– Хороший вопрос. Добрая хозяюшка поинтересовалась, какой вид напитка я предпочитаю. Я хотела ей понравиться, поэтому ответила: «Любой». Бабуля захлопотала над чайником, пообещала свой фирменный чаек. Начала колдовать с банками. Из одной щепотку, из другой ложечку. На вид ничего опасного, трава сушеная.

Захар потер глаза.

– Эхе-хе. Недооценивает наш народ силу листочков-лепесточков, а зря. Большая химия сравнительно недавно появилась. В прежние времена народ лечился тем, что росло в лесу, в поле, на огороде. Весьма успешно, кстати. Русские крестьяне, если кто-то падал в кровать и горел в жару, брали кусок хлеба, на котором выросла зеленая пушистая плесень, и кормили им недужного. До открытия в тысяча девятьсот двадцать восьмом году пенициллина оставались столетия. Прапрапрадед и бабка Александра Флеминга, который догадался, что из плесени можно получить лекарство, еще и на свет не появились, а русские селяне уже знали о действии «зеленого» хлебушка.

– Остановись, Рамкин, – скомандовал Костин. – Лампуша, она на твоих глазах зелье заварила, а ты и не поняла.

– Вообще не сообразила, – призналась я, – решила, что она чаек хочет повкусней намешать. Хорошо хоть не успела всю чашку выпить. Хозяйка добавила в заварку анис, а я его терпеть не могу. Сделала глоток, второй. Фуу!!! Татьяна спрашивает:

– Ну? Как? Нравится?

Я соврала, что прямо восторг. Она обрадовалась, потом спохватилась.

– Лимон! Совсем забыла. Сейчас принесу.

И убежала. Я же быстро выплеснула остатки пойла в окошко. Оно у Татьяны, несмотря на плохую погоду, приоткрыто было. Я сделала всего два глотка, но их хватило, чтобы заснуть.

– Не стоит пить чай везде, где предлагают, – подвел итог Костин.

Я повернулась к Захару.

– Надо было предупредить меня, что Питирима травница.

Компьютерщик смутился.

– Увидел, сколько ей лет, и не стал о бабке подробности читать.

– Почему? – удивилась я.

Рамкин пригладил ладонью волосы на макушке.

– Ну… старая она. В таком возрасте люди уже… того… голова у них не соображает.

– У некоторых голова уже в тридцать не варит, – насупился Костин, – есть тьма активных людей, которые перешагнули за пенсионный возраст и работают, пишут книги, ведут домашнее хозяйство. Что за дурь тебе в голову влетела?

– Виноват, исправлюсь, – прогудел Захар.

– Значит, неизвестно кто остался недоволен тем, что Питирима рассказала тебе про ключника? – спросил Костин.

– Да, – подтвердила я, – но этот Ваня, у которого на шее что-то висело, давным-давно умер. Муж Анастасии ничего ему на хранение отдать не мог.

– Странная какая-то история, – пробормотал Володя.

– Прямо сейчас могу сообщить про бабку, – перебил его Рамкин. – Питирима Владимировна Молоканова родилась и живет в Муркине. Никогда не меняла адрес. Ее отец и мать пошли весной по льду через реку, провалились в воду и утонули. Но это случилось, когда дочь была уже взрослой. У нее осталась бабушка, Матрена Васильевна. Ее в начале тридцатых арестовали. Жена председателя колхоза накатала на Матрену «телегу». Она пришла к бабке и попросила у нее капельки, чтобы отвадить мужа от молодой соседки. Знахарка дала ей пузырек, так после этого мужик не только с любовницей, но и с женой спать отказывался. Знахарка просидела пару месяцев, потом ее отпустили. Странно, что так в тридцатые поступили, все-таки председатель колхоза, могли бы обвинить Матрену в покушении на него. Повезло ей просто.