Напротив меня был еще один стол, на котором на животе лежал Леша Баев. У него, кроме сквозного ранения шеи, вся спина побита осколками. Над ним колдовали хирург и сестра. Доктора вовсю балагурили, весело шутили с нами. Наконец мой хирург вытащил из бока пулю.

— Вот, смотри! — показал он мне зажатый в пинцете покореженный кусочек металла.

Пуля была калибра 7,62 мм от автомата Калашникова. Она напоминала собой лепестки цветка, торчащий из оболочки стальной цилиндрический сердечник был погнут. Не пуля, а репей какой-то… сюрреалистический…

— Нет, браток. Нельзя. У нас приказ: все, что из вас вынем — отдавать на экспертизу…

— Жаль…

А в это время Леше накладывали на спину швы.

— Леша, ну ты только посмотри, какие у тебя на заднице дырки: как карманы у джинсов! — хохмил хирург. — Даже зашивать жалко! Может быть, так оставим — будешь от жены заначку прятать, а?

Все дружно захохотали…

Воспоминания о нашем пребывании в Ташкентском военном госпитале до сих пор мне лично приятны. К нам относились как к самым дорогим гостям. Внимательный и заботливый медперсонал, прекрасное питание. Из Ленинграда приехала группа врачей. «Альфовцы» со знанием дела говорили, что это — лучшие врачи знаменитой ленинградской школы полевой хирургии.

Местная, ташкентская, наружка взяла над всеми нами шефство. В результате каждый день у госпиталя дежурила черная «Волга» с водителем: вдруг кто-то из легкораненых захочет прокатиться, посмотреть город, попить на воле пивка и тому подобное.

Стараниями ташкентской «семерки» наши прикроватные тумбочки ломились от хорошего армянского коньяка. Каждый день утром заботливые ребята привозили нам горячий куриный бульон.

Через несколько дней в госпиталь приехали представители управления «С» Первого Главного управления КГБ. С ними был Глотов. Под диктофон каждый из раненых в отдельной комнате наговорил все, что он делал во время боя, кого видел из бойцов, обстоятельства схватки и тому подобное.

На прощание нам на полном серьезе неофициально объявили, что на всех раненых подано представление на звание Героя Советского Союза. Мы понимали, что Президиум Верховного Совета СССР вряд ли пойдет на такое массовое причисление к Героям, и скромно надеялись на… орден Ленина.

От имени Председателя КГБ СССР Ю.В. Андропова каждому из нас вручили конверт, в котором лежали четыре новенькие купюры по 25 рублей. Очень приятный момент!

Заодно нам привезли газеты, в которых кратко сообщалось о том, что «прогрессивная часть афганского общества свергла кровавый режим Амина» и что во главе Афганистана сейчас стоит «хороший» Бабрак Кармаль. Мы были приятно удивлены тем, что нас обозвали «прогрессивной частью афганского общества», а потом еще долго спорили между собой, выясняя, Бабрак — это имя или фамилия?

И вот наступил Новый, 1980 год.

Пробили по телевизору куранты, зазвенели бокалы с шампанским.

— С Новым годом! С новым счастьем!

Мы пили и праздновали с вечера, а потом всю ночь. Первым отключился офицер-пехотинец из «мусульманского батальона»: ухнув очередную рюмку, он подпер голову рукой и заснул прямо за столом. Парня аккуратно взяли под мышки и отнесли почивать в койку.