– И веселая, – подтвердила Ирина. – Потому что поняла, как быстротечна жизнь!
– И давно тебя на философию потянуло? Я-то думала, что ты с этой установкой родилась!
– Осуждаешь? – прищурила глаза Ирина.
– Нет, – покачала головой Ольга, – констатирую. Осуждать давно и никого не берусь – тоже жизнь научила. Даже тебя, вот что странно. Хотя ты для меня – загадка природы. Но я и разгадывать ее не рискну – знаю, что не получится. И понять тебя никогда не смогу. Как ты оставила ребенка. Забыла про родителей. Переступала через чужие судьбы.
– А ты? – возмутилась Ирина. – Ты – не переступала? За тобой никаких грехов? Ошибок, дрянных поступков?
– Наверняка, – подтвердила Ольга, – наверняка и несомненно. Но… Знаешь, колышки все сами расставляют. Сами определяют, куда шагнуть можно, а куда – ни-ни. Где черта, в смысле. И еще – ну просто диву даюсь, восхищаюсь даже в каком-то смысле: вот ты же ела с аппетитом, спала без снотворных. Покупала себе обновки. И знала, что где-то живет твой сын. Оставленный тобой. Твои родители. Которые не молодеют. Больной брат. Сестра. Бабка. И все это не отменяло твоего спокойствия, твоих удовольствий. Твоих любовей, страстей, путешествий и дальнейшего познания жизни. Верно?
– Верно, – ответила Ирина. – А вот что там было внутри… В душе… Этого ты не знаешь.
– Вот только про душу не надо! Умоляю! Я не удивлюсь, что ты стала ходить в церковь и просить прощение. Это вполне в твоем духе!
– Удивляйся! – рассмеялась Ирина. – В церковь, представь, не хожу и грехи не замаливаю. Не мое!
– Слава богу! Боюсь, что жизни твоей не хватило бы, чтобы все отмолить.
– А ты так хочешь, чтобы я расплатилась?
– Ну, по крайней мере, это было бы справедливо.
Ирка решила не комментировать.
Вдруг глаза ее наполнились слезами:
– Такое одиночество, Леля! Такое одиночество! Ни детей, ни близких – никого. У тебя есть мама, Машка. Семья. А у меня? Только отсутствие материальных проблем и прочих забот.
– Ну, отсутствие проблем и забот для тебя не новость. Под этим девизом ты жила всю жизнь. А что касается семьи… Так тут вообще смешно. Ты, если память не изменяет, отказалась от всего этого добровольно и без принуждения.
Дверь на кухню распахнулась, и на пороге появился босой и раздетый Арсюша, вытирающий ладошкой сопливый нос. Следом влетела разъяренная Машка и наподдала ему по попе:
– Голый, засранец! С температурой и голый! И босиком!
Ирка переводила растерянный взгляд с одного на другого.
– Познакомься! – предложила Ольга. – Твоя племянница. Маша. И ее сын, Луконин Арсений, четырех лет.
Машка резко замолчала и замерла с широко открытыми глазами. Несколько минут она разглядывала Ирку, а потом с тревогой посмотрела на Ольгу.
Ирина встала и подошла к Машке.
– Вот так выглядит чудовище! – улыбнулась она. – Тебя, наверно, мною пугали в детстве?
Машка неопределенно мотнула головой, покраснела и, переведя взгляд на Ольгу, беспомощно спросила:
– И как же так, Леля? Как теперь?
Ольга пожала плечами:
– Так. Твоя тетя Ира – большая мастерица всяких «сюрпрайзов», как она изволила выразиться. А как дальше… Не знаю. Наверно, мужественно, как всегда. Ведь нам с тобой не привыкать?