Поняв, что, неверное, он не может двигать этой рукой без боли, я подошла ближе и потянулась, но как только мои пальцы прикоснулись к запястью Матиаса, он внезапно сжал руку в кулак и отдернул, медленно повернувшись ко мне.

— Я только помогу перевязать, чтобы ты не… — я в ту же секунду запнулась, стоило мне только поднять взгляд и посмотреть Яагера. Тень легла на его лицо, стоило ему отвернуться от окна, но я отчетливо почувствовала, как ответный взгляд этого человека придавил меня, словно бетонная плита в тысячу тонн. На секунду мне показалось, что он протянет руку и вытряхнет из меня душу, но Матиас продолжал молча смотреть на меня, словно пытаясь отыскать на моем лице что-то.

— Все еще готов бежать? — задал он внезапно вопрос. Голос его был на удивление безэмоциональным. Я даже не услышала в нем привычного раздражения.

Заметив на моем лице смятение, он повторил, делая четкие паузы между словами:

— Ты. Не собираешься. Оставаться в этом колледже?

Всего лишь на секунду я почувствовала, как дрогнул воздух от напряжения, проскользнувшего в этом вопросе. И зачем он спросил? Уверен, что я испугаюсь и не решусь? Поэтому я взяла себя в руки и уверенно кивнула:

— Нет, конечно. Я готов, если что. — мой взгляд упал на руку, которую Матиас держал на весу и с нее все еще падали вниз черные капли. — Но давай прежде я помогу тебе перевязать руку. Если ты испачкаешь все вокруг кровью и это увидят дежурные — у них могут возникнуть вопросы и мы так просто убежать не сможем.

При этих словах я заметила, как Яагер чуть наклонил голову, пронзив меня странным взглядом, от которого стало неуютно. Ничего не сказав, он внезапно выдернул у меня бинт, и быстрыми, решительными движениями замотал порезы.

— Подготовься. — бросил он всего лишь одно слово и, выпрямившись, вышел из комнаты, оставив мне странное, холодное напряжение. Я растерянно смотрела на дверь, не понимая, почему впервые за эти дни чувствую себя так, словно столкнулась с кем-то посторонним и очень опасным, принявшим облик Яагера.

За время ожидания я успела прибрать в комнате, вытерев подоконник и пол, и еще раз передернувшись от зябкого понимания: Матиасу должно было быть очень больно от таких ран, но, когда я с ним разговаривала, на его лице не было ни намека на испытываемую им физическую боль. Умение терпеть подобное и не показывать ни единой эмоции поражало.

В детстве, правда, меня это больше раздражало. “Ты что, корчишь из себя самого крутого тут?” — часто мелькала мысль, когда после какой-нибудь драки или жестокой тренировки Джос позволял мне с улыбкой на лице показывать свои раны, и еще жаловаться, вызывая желание позаботиться о нем, а Матиас при попытке помочь ему и прикоснуться, так же отдергивал руку и смотрел на меня так, словно я занимаюсь чем-то совершенно глупым и ненужным.

Тогда меня это действительно взбесило и я подумала: “Не хочет — тогда я к нему больше в жизни не прикоснусь. Пусть сам зализывает раны”.

И сама как-то отпихнула его, когда один из придурков из школы толкнул меня на кирпичную стену, ободрав мне плечо, и демонстративно пошла к Джосу, бросив “не вмешивайся не в свое дело!”.