— Тупик, — помогая Гаспару опуститься, разочарованно сказал Тахо.

— Нужно вернуться на развилку, — тяжело дыша, отрывисто произнёс крестоносец.

— Сделаем привал, — пытаясь осветить факелом шумный, сырой и бездонный провал в камне, сказал Веласкес.

— Хорошо, — откинувшись на холодную стену, ответил Гаспар и закрыл глаза.

— Здесь есть дерево, — осветив подгнивший деревянный настил возле пропасти, произнёс Тахо. — Нужно развести костёр и согреться.

Кивнув, Веласкес помог индейцу перетащить плетёные деревянные прутья ближе к Гаспару и развести из них огонь. Стало заметно теплее. Вскоре Гаспар в полубреду провалился в сон, а Тахо и Веласкес молча сидели у костра, изредка подбрасывая в него наломанную древесину.

Поднявшись, Тахо отошёл от костра к бегущему вниз потоку и, справляя нужду с обрыва, вгляделся в непроницаемую тьму холодной пропасти.

— Что ты там увидел? — раздался голос поравнявшегося с ним Веласкеса.

— Я вижу там то, что пугает меня с самого детства, — ответил индеец.

— Что именно? Темнота? Вода или камни? — спросил испанец.

— Неизвестность, — сказал Тахо. — В неизвестности весь ужас этого мира. Меня пугает то, что я представляю на дне этого колодца.

— Да. Неизвестность может здорово напугать, — согласился Веласкес. — Однако случается и такое, что определённость может пугать куда сильнее, — добавил испанец и, положив руку на плечо индейца, с силой толкнул его в пропасть.

От неожиданности Тахо обернулся вокруг своей оси и, хватаясь за воздух, полетел вниз. Крик и глухой удар о камни где-то глубоко внизу как ни в чём не бывало сменились звуком падающей воды.

Веласкес отшатнулся от края и повалился на пол. Сдавленный вой вырвался из его груди. Обхватив голову руками, испанец ногтями впился в холодный металл своего шлема и, кашляя и брызгая слюной, истерично зарыдал.

— Изабелла!!! Виктория!!! — ревел Веласкес. — Ну нельзя мне остаться!!! — снова перелистывая в памяти содержимое злополучных страниц сожжённого им фолианта, зарычал он. — Тахо, прости меня! Прости меня, Тахо!!!

Всхлипывая и скалясь от охватившего его безумия, конкистадор подполз к раненому Гаспару и, достав нож, поднёс его к горлу крестоносца.

— Ах, это ты, Хуан, — открыв измученные глаза, произнёс Гаспар. — Друг мой. Что ты делаешь? — облизывая пересохшие губы, спросил крестоносец. — Где Тахо?

— Я убил его, — презрительно поджав губы, словно не веря сказанному, признался испанец.

— Как?! За что?! — поражённо взглянув в глаза Веласкеса, спросил тяжело дышащий крестоносец.

— Книга свела меня с ума, — словно пытаясь оправдаться, произнёс испанец. — В ней вся наша история. От начала и до конца. Выберется отсюда только один из нас. Понимаешь? Только один! А у меня там дочь! Я не могу здесь умереть. Я должен выбраться, Гаспар! Я должен! Любой ценой должен! — вцепившись в кольчугу крестоносца, охрипшим голосом просипел конкистадор.

— Делай, что должен, Иуда, — отводя в сторону измученные глаза, произнёс Гаспар.

— Кх-х-х! — выдавил сквозь зубы Веласкес и прижал лезвие к горлу раненого товарища.

Рука его задрожала, лицо стянулось в гримасе нестерпимой внутренней боли. Крестоносец закрыл глаза, готовясь принять неизбежное, однако Веласкес вдруг убрал клинок от его горла и отпрянул.