Однако от неприятного ощущения избавиться не удалось. Живот сжимался тугим узлом, когда я замечала, что он бросает на меня взгляд.

То, что в самолете мы сидели на соседних креслах и его вольготно расположившаяся на подлокотнике рука находилась в опасной близости от моей, задора ситуации не добавляло. Собравшись за время полета выкинуть всю эту дурь из головы, я решительно положила свою руку рядом с его. Она тут же сделалась точно свинцовая и совершенно не моя. Казалось, я за несколько часов ею даже не пошевелила ни разу. Проерзала добрых полчаса, но стоически отказывалась ее убирать.

В отеле мы оказались около восьми вечера. Жить нам предстояло в одном номере. Этот факт Джейкоб умолчал, справедливо полагая, что я найду в нем мало привлекательного. Мое измученное за последние несколько часов сознание словно отторгало любые новые переживания, навалившаяся отчаянная усталость камнем тянула вниз. Смирившись на сегодня со всем, я без слов прошла в свою спальню.

Завтра я все выскажу и Каллену, и Джейкобу. Они оба завтра узнают, почем фунт лиха, и не испугают меня ни взгляды эти жуткие, ни отрывистые фразы — ничего меня не испугает.

Завтра.

Я свалилась на широкую мягкую кровать и вдохнула приятный аромат чистого белья. Позабытый покой, что я ощущала сейчас, убаюкал меня почти сразу: уже находясь на грани двух миров, я подумала, что только в безликих номерах далеких от Америки отелей наконец-то свободна.

— Ты не заказал завтрак? — я ступила в залитую солнцем гостиную номера. Каллен, обратившись лицом к входной двери, читал газету на французском. — Уже двенадцать часов, самое время. Я всегда завтракаю в двенадцать.

— Я его уже съел, — в его ответе было столько же эмоций, сколько в шуршании переворачиваемой страницы печатного издания. — Я завтракаю в девять.

— Я думала, раз уж меня заставили с тобой нянчиться, ты принесешь хоть какую-то пользу, — пытаясь высушить полотенцем волосы, я опустилась на софу. — Закажи мне омлет и яблочный сок. Но омлет без бекона, вообще без всего. И сок свежевыжатый.

Каллен снова зашелестел газетой, головы в мою сторону не повернув. Еще вчера я бы молча проглотила такое неуважение, но сегодня чувствовался необыкновенный прилив сил. Сказалась ночь, проведенная в сладком беспробудном сне.

Полная решимости расставить все точки над «i», я прекрасно понимала, что терпение — лучший союзник.

— Я говорю, закажи мне омлет и…

— Я охранник, — прервал он, углубившись в чтение.

— Сопровождающий, — ремарка все-таки не понравилась ему. Я ясно расслышала резкий выдох.

— Охранник. От слова «охранять». Телефон на столе.

Я поджала губы.

— Даже если и так, можно же оказать дружескую услугу, — стараясь изобразить ехидство, заметила я. Прозвучало капризно и униженно.

— Охранники не дружат, — он снова перелистнул страницу. — Охранники — охраняют. «Охранять» — значит защищать от опасности.

— Смерть от голода — тоже опасность. Разве охранник не может быть другом?

— Мадам, ваша прежняя идея заказать себе завтрак и занять свой рот делом более полезным, чем болтовня, нравилась мне гораздо больше.