– Господа… рвите! – сказал предводитель.
Сначала игра шла ни шатко ни валко. С ленцой играли. Фон Гувениус пылал от счастья. Близость к такому высокому лицу, как предводитель и камергер Атрыганьев, совсем расслабила бедного немецкого дворянина: извиняясь перед обществом, Егорушка чаще обычного выбегал помочиться.
На второй «винте» Борис Николаевич пошел крупно – в две тысячи. Это уже – деньги, не мелочь.
Пора «гильотинить».
– Шестерка! – вспотел Троицын.
– И бита, – сказал фон Гувениус, выкинув карту.
За столом долго молчали. Посреди игроков лежала не шестерка, не семерка, не восьмерка, а – черт знает что. Егорушка в восторге своем не «достучал» карту как положено, и бубны застряли наполовину, не дотянутые до места.
– Не я… не я, – заговорил Егорушка.
Троицын вынул изо рта сигару и треснул Егорушку в глаз.
– Ах ты… шмрец! – поднялся Атрыганьев.
– Что тут случилось, господа? – подошел Веденяпин.
– Шулерок объявился, – сказал Троицын. – Вот он…
И крепкая длань Веденяпина обрушила фон Гувениуса на пол. Атрыганьев, предводитель и камергер, воздел Егорушку над собой. На своих кулаках, не давая коснуться пола, выбросил его за двери.
А там сидели банковские служащие.
– За что его? – спросили они.
– Шулер… Окажите ему!
Здесь били слабее, но зато чаще. После чего передали фон Гувениуса дальше – к половым. Те были люди опытные: они обмотали Егорушку полотенцами и как следует помяли бока. А потом, спустив шулера с лестницы, крикнули дворнику:
– Африканыч! Прими как положено…
Дворник прислонил кузена губернаторши к поленнице дров и неумело, равнодушно и сильно насовал ему в личность. Затем перекинул фон Гувениуса через плечо и высвистнул на улицу.
– Ходють здеся, – сказал недовольно, – всякие… Воздух портють!
Мышецкий об этом еще ничего не знал. Пересилив себя, он навестил свой разгромленный дом, из которого утром поспешно бежала Алиса. Платяные шкафы были пусты, и только в одном из них одиноко болтался его блестящий мундир камер-юнкера. Прислуга тоже разбежалась, чуя недоброе.
Князь отыскал в городе Сану – спросил о ребенке. Нет, Иконников забрал Алису вместе с ребенком…
– Эх, Сергей Яковлевич, – пожалела его добрая баба, – уж я вам и так, и эдак. А вы все не понимали… Мужчина-то вы больно неопытный! Просто сердце разрывается, на вас глядючи!
Между тем статья его была набрана. А губернская типография, словно по мановению волшебной палочки, выбрасывала в свет первую тысячу бланков такого содержания:
ЗАРОК ОТ ПЬЯНСТВА
Член Уренского общества трезвости (такой-то) с сего дня (число) дал на (такой-то) срок зарок перед Богом не потреблять горячительных напитков. Сия бумага да хранит вышепоименованного от искушающих его во пьянстве. Гарантия обеспечена. Цена одного зарока – рубль.
Председатель Уренского общества трезвости,
уренский преосвященный Мелхисидек
Прослышав об этом, уренские обыватели, словно предчувствуя всю тяжесть будущей трезвости, дружно заполнили кабаки и «монопольки»:
– Напоследки! Братцы, напоследки упьемси…
Получалось так: церковь вроде бы объявляла войну кабаку, но кабак решил не сдаваться и поднял брошенную перчатку. По всему долгому пути, от заставы до монастырского подворья, где должны были пройти жаждущие трезвого жития, спешно сооружались летучие лотки с горячительным.