Поляничко стоял, не шелохнувшись, боясь пошевелиться.

— Ах ты, гад! — с негодованием выкрикнула Вальяно. Убедившись, что Коппе уже ничем не помочь, она остановилась в нерешительности.

Конвой, находящийся в грузовике, спрыгнул на землю, оттащил в сторону труп и остановился в ожидании приказа. И он последовал.

— А ну ставь эту белою сволоту на край оврага! — крикнул Ашихин.

Подгоняемые штыками, офицеры, избитые и босые покорно выстраивались в одну шеренгу. И только сейчас Поляничко понял, что находится среди них. Он кашлянул, и шагнул к «Форду».

— А ты куда, стерва полицейская? Назад! В строй! — завопил начальник военного гарнизона.

— Простите, — робко вымолвил Ефим Андреевич, — но я находился под арестом и прибыл сюда для расследования преступления. Возможно, смогу быть вам ещё полезен…

— Назад, я тебе сказал!

— Не унижайтесь, сударь, перед этим дерьмом, — шепнул кто-то из арестованных.

Поляничко обернулся, кивнул обречённо и занял место среди расступившихся офицеров у края оврага. Ефим Андреевич привычным движением разгладил усы и перекрестился. Холодная капля страха, появившаяся где-то в шейном позвонке старого полицианта, скатилась вниз по спине.

Небо было чистое и безоблачное. В траве цокотали кузнечики. Пахло лесными травами.

Ашихин притащил пулемёт, залёг, прицелился и нажал на гашетки «Максима». Раздалась длинная очередь. Потом ещё одна.

С соседних деревьев взлетела стая испуганных ворон. Ещё несколько минут в округе слышались одиночные выстрелы — конвой добивал раненных.

На следующее утро на Николаевском проспекте были устроены пышные похороны матроса Якшина. Они скорее походили на манифестацию.

Колонну открывал матросский батальон, размахивающий чёрными флагами с изображением смерти — черепа и скрещенных костей. Во главе шёл новый начальник. За батальоном пыхтели два грузовика с установленными на них пулемётами «Максима». И ещё два автомобиля тянули пушки. Интернациональный батальон и рабочие дружины, предавшие недавно офицеров, двигались за моряками. За ними — кавалерийский эскадрон. Гроб с телом Якшина стоял на пушечном лафете и был прикрыт красным флагом. Две других домовины просто везли на телеге. Замыкали шествие, согнанные насильно, работники различных учреждений.

А ночью, как наутро сообщили газеты, в Юнкерском саду, в отместку за убийство Якшина и его помощников были казнены несколько человек, содержащихся в тюрьме: полковник Пеньковский, подпоручик Гаврилко, штабс-капитан Брадыхин и поручик Ямцев.

Ни массовые казни, ни манифестации не добавили большевикам уверенности в завтрашнем дне. По городу поползи слухи, что Шкуро уже где-то на окраине Ставрополя. О нём говорили полушёпотом; кто-то утверждал, что это старый, как лунь седой царский генерал, воевавший ещё в Кавказскую войну, кто-то со знанием дела заявлял, что «Шкура — добрый казак и храбро рубил головы нехристям в Персии». Как бы там ни было, но паника овладела гарнизоном.

На рынке у Петропавловской площади повздорили два пьяных солдата и открыли друг в друга стрельбу. Услышав выстрелы, члены Исполкома завели автомобили и бросились из города, приняв перестрелку за наступление белых. Правда, вскоре опомнились и возвратились. Объявили комендантский час, и в девять вечера горожане не имели права выходить из домов.