— Ой.
Около крыльца, на дорожке прямо перед нами лежал, протянув вперед мощные лапы и высунув язык в шумном дыхании, огромный ньюфаундленд. Меркулов растерялся:
— Что же делать-то?
Я негромко позвал:
— Люциан Германович!
Собачища поднялась и, раскрыв огромную пасть, зевнула, издав при этом львиный рык. Где-то позади дома раздались чавкающие шаги, и стариковский голос спросил:
— Что там такое, Мистер?
Мистер пролаял один раз и снова улегся, снисходительно прикрыв глаза баскервильскими веками. Из-за дома вышел очень высокий, очень худой и очень старый человек в резиновых сапогах, ватнике и без шапки. Длинные седые волосы приподнимались, как пух, при каждом его шаге.
— Чем могу служить, товарищи? Заблудились?
— Нет, не думаю. Вы товарищ Ромадин?
— Это я. Батюшки, кому же это я понадобился? Да проходите же в дом… Правда, сегодня в поселке нет электричества, да и натоплено у меня только в одной комнате…
13
На троллейбусной остановке на углу проспекта Калинина и Суворовского бульвара спокойно стояли два гражданина. Они начали осмотр входящих в Дом журналиста ещё в двенадцать. Поэтому несколько притомились.
— Вон он, твой Грязнов, — сказал один из них, когда из арбатского подземного перехода показалась длинная фигура в черном кожаном пальто и черной кепке.
— Все, что ни делается, к лучшему, — ответил второй, — в баре можно будет махнуть стопку для согрева.
Он надвинул на глаза шляпу и вслед за Грязновым прошел в вестибюль Дома журналиста.
Бывалый оперативник Грязнов, поглощенный своими думами, и не заметил, как к нему привязался «хвост».
В знаменитом пивном подвале не менее знаменитого Дома журналиста, несмотря на ранний час, все лавки вокруг длинных столов были заняты. Грязнов встал в очередь за пивком и терпеливо прождал минут двенадцать, пока не очутился перед прилавком, за которым стояла красивая барменша с белой шапочкой на только что уложенных волосах.
— Боже-шь мой, Славик! — обрадовалась барменша, метнув на Грязнова рысий взгляд. — Что будем сегодня пить — водочку или коньячок?
— Привет, Тоня! — наклонившись над стойкой, сказал капитан. — Я не пьянствовать, я по делу!
Улыбаясь золотым ртом, Тоня продолжала разливать пенящееся пиво по пузатым кружкам.
— Кто? Кто тебе нужен-то? — заговорщески подмигнув, спросила зеленоглазая Тоня, агент Петровки с десятилетним стажем.
— Бородач с бриллиантовым браслетом… Часто меняет автомашины, то у него «жигуленок», то двадцать четвертая «волга», теперь «фольксваген»… Знаешь такого?
— Подойди к Владимирову, нашему администратору. Скажи, что от меня. Он поможет… Следующий! — скороговоркой сказала Тоня.
Грязнов поднялся на первый этаж, закурил последнюю сигарету, смял пустую пачку и сунул ее в пепельницу.
— Вам что? — спросил бармен, парнишка лет двадцати.
— Позовите Владимирова. Скажите — от Тони… — сказал Грязнов и, увидев, что его сосед по столу потягивает коньяк, добавил:
— И коньячку, так граммов сто, нет, сто пятьдесят!
Через несколько минут в сопровождении молоденького бармена появился администратор Владимиров. Он близоруко взглянул на Грязнова, снял очки и принялся протирать их бархоткой.