Коротко замахнулся.

Сильно двинул Борщевского носком в живот.

Пьяный грузчик тихо застонал, хотя этот звук можно было принять и за сонное ворчание. Не открывая глаз, спящий заворочался на поддоне, перевернулся на противоположный бок и замер. Размеренное сопение крепко спящего возобновилось.

– Видал?

– Я бы все равно его убрал, товарищ подполковник.

Однако, говоря так, Аникеев все-таки опустил пистолет.

– На кого спишешь труп? Не бродяга, поди. К тому же знакомый майора Гонты. Этот нам как раз очень нужен. Станет лишние вопросы задавать, получатся новые сложности. Его убивать придется, а дело того не стоит, Аникеев. Валандаться с каждым пьяным… А ты бы, Николенко, вообще меры принял.

– По поводу?

– Железнодорожная станция и прилегающие к ней объекты – не ночлежка, – сказал Коваль поучительным тоном. – Тем более такая стратегически важная, как Бахмач. Начальника милиции привлеки, раз это его дружок. И хватит, пошли, времени в обрез.

Когда они уже собрались выходить, пинка спящему, не удержавшись, отвесил уже Аникеев, метя пониже спины. Эффект получился тот же, спящий даже не пошевелился. Коваль ничего не сказал подчиненному, и троица покинула пакгауз.

Там уже кипела работа.

При свете фар – другого освещения не было – один водитель держал раскрытый мешок, другой, орудуя саперной лопаткой, нагребал с земли и бросал внутрь мешка золу. Командовал Лужин. Стоявший рядом с ним немец при этом что-то говорил ему по-немецки.

Дверь пакгауза за спинами Коваля и остальных так и осталась приоткрытой.

– У нас гости.

– Добрый вечер. Мы здесь с Анной Петровной чаи гоняем.

Жена и незнакомый полковник сказали каждый свое почти одновременно, и оба синхронно поднялись из-за стола, когда Гонта переступил порог комнаты. Увидев старшего по званию, майор заученно отдал честь. Гость кивнул, отвечая на приветствие, – фуражка и шинель аккуратно висели на большом гвозде, вбитом в стену вместо крючка для одежды.

– Меня тут супруга ваша еще покормить собралась. Но мы договорились, что чаю достаточно.

– Пила бы и пила, – подхватила Анна, улыбнувшись мужу. – Давно такого не пробовала. Даже до войны. У него вкус другой.

– И запах, – промолвил Дмитрий, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

Свежая заварка впрямь наполнила скромное жилище начальника милиции необычным ароматом. Даже не будучи особым знатоком чая, Гонта тем не менее сразу нашел ему определение – довоенный. Да, такой уютный запах свежей заварки можно было учуять в гостях по большим праздникам. Когда в печах пекли пироги с вишнями или яблоками. А в старинных, чудом сохранившихся старорежимных фарфоровых посудинах для заварки запаривали настоящий, листовой, купленный в кооперации на развес чай.

В городах побольше традиции такого вот чаепития были крепче. В Бахмаче же очень многие по старинке заваривали и настаивали листья смородины, вишни, добавляли мяту или высушенные побеги зверобоя. Но все-таки заваривать и пить настоящий чай до войны понемногу начинали повсеместно. Впрочем, такого аромата Дмитрий вспомнить не мог.