Обжора не вмешивался, надзирал. Стоял на холме, который раньше казался Эрику чуть заметным, а теперь ощутимо подрос. Приближение Эрика он почувствовал, конечно же. И спросил, не оборачиваясь:

– Так что решил, сынок?

– Разве я могу решать? – мрачно ответил Эрик. – Вы за меня решаете.

– На «вы»-то зачем? – обиделся Обжора.

– Это множественное число. «Вы» – ты, Виктор… Нотти…

– А-а-а, – протянул Обжора. – Понимаю. Так надо было. Чтобы ты пришёл сюда, чтобы встряхнул этот мир. Чтобы кто-то поторопился, кто-то повзрослел, кто-то в себе разобрался. Иногда весь смысл жизни человеческой в том и состоит – на других повлиять.

– Передать солонку, – пробормотал Эрик. – Это анекдот такой… не очень смешной.

– Хорошие анекдоты и не обязаны смешить, – ответил Обжора. – Решай, сынок.

– Да какой я тебе сын!

– Какой есть. А я, может, и не лучший в мире отец, но одну вещь тебе дам. Выбор. Как решишь дальше жить, так и станешь.

Дул ветер и плыли облака. Всё вновь было тихо и мирно. И всем надо было решать, кто они есть…

– А что бы ты от меня хотел, отец? – спросил Эрик.

И с удивлением понял, что сказал «отец» совсем без запинки.

Будто поверил до конца, будто смирился с тем, что этот нелепый бочкообразный дядька – его родитель.

– Я? – удивился Обжора. – Меня редко спрашивают о моих желаниях. Даже джинна из сказки в конце концов спросили и дали свободу. А я сижу сиднем в мире, который когда-то создал. И не могу его покинуть.

– Почему?

– Кто-то должен им заниматься. Утихомиривать самые страшные и мерзкие фантазии людей, что пробились в Хаос. Помогать осознать себя тем сущностям, у которых есть шанс ожить. Иногда – выпускать пар, чтобы не разнесло всё на свете.

– А если бы ты мог уйти? – спросил Эрик.

Обжора хмыкнул, не отрывая взгляда от поля брани. Пробормотал:

– Гляди-ка, обтесался немножко народец… С покойника сапоги стянули – то дело понятное, хорошие сапоги больших денег стоят. Но руки на груди сложили уважительно, чего-то пробормотали, извиняясь. Возникают какие-то понятия, возникают… Если бы я мог уйти? Может быть, начал всё заново. Хаос беспределен, но и мысль разумная бесконечна, надо лишь помочь им работать вместе, соединить порядок и волшебство, создать между ними буфер. Теперь-то я лучше понимаю, что и как надо делать. Если бы принял кто-то мою ношу – сам, добровольно. Она нелёгкая, конечно.

– Да говори уж, – пробормотал Эрик.

– Любой отец мечтает о том, чтобы сын продолжил его дело, – сказал Обжора небрежно. – Ну, конечно, если душа к тому лежит, если способности есть… Без души за такое дело браться никак нельзя!

– Мне кажется, без души вообще ни за что браться нельзя, – сказал Эрик и смущённо отвёл глаза. – Но я ведь ненавижу магию!

– Любовь часто начинается с ненависти, – ответил Обжора. – Магия – не медовый пряник, чтобы каждому дураку нравиться. Это сила, порой грозная и жестокая. С ней надо уметь работать. Гасить при нужде. В верное русло направлять. Тогда она будет не только рушить, но и строить.

– Я бы мог попробовать, – сказал Эрик осторожно. – Если, конечно, ты думаешь, что я могу справиться…