Давид внезапно прихватил младших Беззуб под локоток:

— Только если ваши сестры украсят собой этот вечер. Вы сможете выдержать наше стариковское брюзжание ради старшей сестры?

Когда он убежал на сцену, Лидка страдальчески закатила глаза:

— Умоляю! Заклинаю! Женя, Ксеня! Это профессура! Белая кость! Уцелевшие бриллианты — это не воинская часть и не торгаши. Это тонкая натура. У вас появился шанс. Так что… — Последнюю фразу она буквально прорычала: — Будьте милыми и помалкивайте!

Ксюха хмыкнула и повернулась к Жене:

— Будешь милой?

— Мне-то зачем? Видишь, твой бровастенький таки клюнул.

— А чего ты решила, что на меня?

— А то ты не видела! Это все старческая дальнозоркость — он же персонально твоему декольте рассказывал!

Ксеня поправила платье и вырез.

— Не, этот даже по моим вкусам староват. А вот тебе — в самый раз. Не робей, он из прошлого века, теперь таких не делают.

Женька давно не стреляла и не метала ножи, но абсолютно незаметным движением молниеносно двинула своей бархатной театральной сумочкой точно по кудрявому затылку сестры. Та от неожиданности взвизгнула:

— От босячка!

Семейный вечер в остатках Лидкиной былой роскоши проходил на удивление спокойно и тепло. Сестры мило улыбались и сдержанно отвечали на вопросы званых гостей. Лида выдохнула. Но зря. Давид Генрихович после перехода от официального обеда к свободному общению под дижестив предложил Евгении Ивановне выпить.

— Да что вы, товарищ. Коньяк? Портвейн? Я же вдова чекиста. К таким напиткам непривычна. Употребляю исключительно водку. Или самогон. Лидия Ивановна, самогона не найдется?

Лида, поджав губы, достала Николенькин обеденный штоф с водкой.

А Элькин с восторгом все задавал и задавал какие-то вопросы. Женя, утомившись от такого внимания, устало спросила:

— Я как на допросе, только еще не рассказала, где была и что делала с 17 октября сорок первого по апрель сорок четвертого. Может, для разнообразия, я вас спрошу, чем, кроме времени, вы интересуетесь?

Элькин оживился:

— Понимаете, время и его осознание — это огромный пласт. Особенно в детском восприятии. Но я еще занимаюсь инженерной психологией и исследованием интеллекта людей и даже животных. Вы с сестрой — просто находка. Редчайшие образцы!

— Ну, Лидия Ивановна нас нынче и кобылами, и змеями уже нарекла. Так что вы не первый. А теперь мы к какому виду? К млекопитающим или все-таки к рептилиям?

— Ну что вы! У вашей сестры феноменальный интеллект! Такие невероятные смелые гипотезы!

— Увы, ошиблись. Сумасшедшая в семье не она. Та, что мишигинер, сегодня не пришла.

— Ксения — выдающийся математик! Мирового уровня! А вы… вы… вы как клинок, как машина. Я вас умоляю! Я должен провести с вами анкетирование. Ради науки.

— Ага, значит, все-таки подопытный кролик. Нет уж, увольте, меньше чем на кобылу не согласна. Я пойду, пожалуй, а то интеллект от недосыпания резко падает. А я бухгалтер. Не простят. И жалованье не выплатят.

— Женя, ну ты что? — выдавая ей пальто, пеняла в коридоре Лида. — Ты же видишь его интерес!