– Выглядит не очень. – Это было довольно неуклюжее преуменьшение, попытка поднять Лейн настроение хоть на секунду.
Она повернула к нему свое морщинистое лицо, протянула руку и сжала его пальцы.
– Мы столько прошли!
Непонятно было, говорит она о корабле или о них двоих.
Каждый из них еще немного понаблюдал за распространяющимися потерями, а потом оба заговорили почти одновременно.
– Я ни с кем не могу связаться, – Холстен.
– Целостность соседнего помещения потеряна, – Лейн.
«Остались только мы. Или компьютеры снова сбоят.
В итоге мы слишком долго держались».
Холстену-классицисту показалось, что ему дарована уникальная способность охватить взглядом тот путь, на который их всех наставило время. «Какая история!» От обезьяны к человечеству через орудия труда, семью, сообщество, власть над окружающей природой, конкуренцию, войну, непрестанное вымирание множества видов, с которыми они делили планету. А потом был хрупкий пик Старой Империи, когда они стали подобны богам и ходили между звездами – и создавали мерзости на далеких от Земли планетах. И убивали друг друга способами, которые и не снились их предкам-обезьянам.
«А потом мы»… Наследники искалеченного мира, потянувшиеся к звездам с умирающей под ногами земли, последняя отчаянная ставка человечества на корабли-ковчеги. «Уже корабль-ковчег, в единственном числе: от остальных известий не было». А они все равно ссорились и враждовали, давали место личным амбициям, неприязни, гражданской войне. «А в это время наш враг, наш неведомый враг, становился сильнее».
Лейн прошествовала к люку, стуча палкой об пол.
– Теплый, – негромко сказала она. – Они за ним. Режут.
– Противогазы. – Холстен нашел несколько и протянул один ей. – Помнишь?
– Думаю, личный канал нам больше не нужен.
Ему пришлось помогать ей с ремешками, а потом она просто села, приподняв дрожащие руки: маленькая, слабая, старая.
– Мне так жаль, – проговорила она наконец. – Это я нас всех к этому привела.
Он взял ее за руку: холодную и почти без плоти – словно мягкая изношенная ткань на кости.
– Ты не могла этого предвидеть. Ты сделала что могла. Никто не мог бы справиться лучше. – Просто утешительные банальности, на самом-то деле. – Здесь есть оружие?
– Просто удивительно, к чему не думаешь готовиться, правда? – К Лейн вернулись крохи ее былой суховатой иронии. – Возьми мою палку. Раздави в мою честь паука.
Мгновение Холстену казалось, что она шутит, но она протянула ему металлический стержень, и он в итоге его взял, ощутив его неожиданную тяжесть. Не этот ли скипетр держал зарождающееся общество племени в узде, поколение за поколением? Сколько рвущихся к власти Лейн им прибила за эти века? Это же практически священная реликвия!
Это дубинка. В этом смысле это была типично человеческая вещь, орудие, чтобы дробить, ломать, расчленять, – исконная манера человека встречать вселенную в лоб.
«А как встречают мир они? Какой основной инструмент у паука?»
Он на мгновение остановился на мысли: «Они строят». Это оказался удивительно мирный образ, но затем дал сигнал его пульт, и он чуть не упал, кинувшись к нему. Передача? Там есть кто-то живой!