Перед глазами понеслись воспоминания о моём детстве, учёбе, работа, встреча с Владом, рождение Филиппа. Я хотела задержать эту картину, так как любоваться своим ребёнком могла бесконечно, но лица сменяли одно другое: аттана, Ясарата, Бетти, Пресветлого. Все они кружились перед глазами, а потом осталось лишь одно — азгарна.

Можно было лишь восхититься красотой его лица, тонким носом, безупречным рисунком губ, которые шевелились, но слов я не слышала.

«Почему он?!» — не могла понять я, отчего последнее лицо, которое вижу в своей жизни именно его, и потеряла сознание.

— Не смей умирать!!! — властный рык вывел меня из забытья. Где-то я это уже слышала. Сознание было как в вате. На мне сосредоточенно вспарывали ножом взявшуюся коркой льда одежду, а я никак не реагировала на это. Мы находились какой-то избушке, сложенной из брёвен. Наверное, он меня перенёс. Глаза стали закрываться, и я опять начала уплывать, но резкая боль вернула меня обратно.

— Не смей! Борись! — жёстко приказали мне.

С чем бороться? С тем, что такими темпами вскоре на мне не останется и нитки? Из-за слабости мне было безразлично это. Всё казалось несущественным.

Закончив раздевать, азгарн укрыл меня своим плащом. Я лежала, уставившись бессмысленным взглядом в тёмный потолок и желая просто заснуть. Слышала, как он отошёл, потом потянуло дымом. Сознание фиксировало всё урывками. Не успели отяжелевшие веки сомкнуться, как моё тело опять пронзила боль.

— Не спи! — очередной приказ и он начал растирать мои конечности холодными руками. Делал всё сосредоточенно, но мне было безумно холодно. Стоило же попытаться закрыть глаза, как следовало болезненное нажатие, приводящее меня в сознание. Периодически его лицо нависало надо мной, отслеживая, бодрствую ли я.

Мне было всё равно, что его руки массируют все моё обнажённое тело. Гораздо сильнее тревожило, что это самое тело местами стало покалывать.

— Сейчас здесь потеплеет, — пообещал азгарн, наклонившись ко мне, и обдав холодным дыханием.

— Х-х-х-о-лод…но, — прошептала я онемевшими губами.

— Я слишком долго работал со стихией и не могу тебя согреть, — с сожалением посмотрел на меня он. Тут его взгляд задержался на моих губах. Он замер, а потом решительно склонился, сминая их. Меня как будто ледяная статуя поцеловала, но сил поднять руки и оттолкнуть его, не было. Он же целовал всё более настойчиво, и постепенно его губы и язык теплели. Ламмерт стал осыпать поцелуями моё лицо, а я закрыла глаза, убегая от него в темноту.

Снова резкая отрезвляющая боль вернула меня обратно.

— Борись ради сына! — зло бросил мужчина.

Это взбодрило меня. Клянусь, лишь из-за этих слов я неотрывно смотрела, как он спешно снимает с себя одежду. Создавалось впечатление, что зверь освобождается из оков, настолько уверенно и комфортно он чувствовал себя обнаженным. Движения скупы, никакой суетливости. На предплечье я увидела порез, но он не обращал на рану внимания. Его тело двигалось с грацией хищника, плавно и изящно, что присуще хорошим танцорам и фехтовальщикам. Как он владеет мечом я помнила. Даже в моём состоянии я залюбовалась им и совсем пропустила тот миг, ради чего он делал это.