Вечерело. Мы вернулись в видеостудию и сфотографировались вместе. Несмотря на все, мне иногда казалось, что Тан Цзе отчасти завидует Западу: “Когда я впервые встретил вас, то спросил, какая ценность для Америки является главной, и вы ответили, кажется, – свобода. Я подумал – ух ты, в этой стране есть государственная религия, и она убедительна, все в нее верят”. Это был идеализированный образ, но я понял, что он имеет в виду. Он продолжил: “У вас, американцев, есть основное убеждение, общая ценность, а в Китае это все еще проблема. Есть разные убеждения – либеральные, традиционные, маоизм, что угодно”. Я спросил, как бы он описал собственные убеждения. “Несколько сотен лет мы были в плену у ‘западничества’, которое делило мир надвое – Восток и Запад, демократию и авторитаризм, свет и тьму, Запад и Восток. Свет шел с Запада, а Восток был погружен во тьму. Этот взгляд необходимо отвергнуть… Это моя революция”, – сказал Тан.

Осенью, когда шли протесты, некоторые люди выступили против националистов. Ли Чэнпэн, либеральный автор с десятками миллионов читателей на “Вэйбо”, заявил, что до землетрясения в Сычуани был “типичным китайским патриотом”:

Патриотизм заключается не в том, чтобы издеваться над матерями детей, погибших во время землетрясения, и одновременно требовать от людей восстать против издевательств над родиной со стороны других стран, а в том, чтобы говорить больше правды… о достоинстве китайского народа.

Нанкинский автор в популярной статье подчеркнул, что Китай защищает “священную землю” в Восточно-Китайском море в то самое время, когда рабочие-мигранты не могут отправить детей в пекинскую школу: “Если китайские дети не могут даже пойти в школу в Китае, зачем нам еще территории?” Появились шутки об “умаодановцах”, которые всегда найдут способ защитить партию. Если “умаодановец” слышит, что кто-либо говорит: “Эти яйца ужасны на вкус”, он отвечает: “Может, тебе самому попробовать отложить яйца?”

Это было удивительно трудное время для истинно верующего. Линь Ифу в июне закончил свои дела с Всемирным банком и вернулся в Пекин. Он гордился своим назначением. Он заставил банк учесть опыт Китая, уделяющего значительное внимание инфраструктуре и промышленной политике, и ушел с почетом. Однако он оказался чужим для всех. Сталкиваясь с критикой коллег, которые сомневались в том, что правительства принимают лучшие инвестиционные решения, он уходил от спора. У него не было взаимной симпатии с президентом Зелликом. Линь говорил, что был не только первым главным экономистом Всемирного банка из развивающейся страны, но и первым, “кто всерьез понимал развивающиеся страны”.

За годы, проведенные за границей, Линь стал сильнее восхищаться китайским подходом к экономике, но, когда он вернулся в Пекин, этот взгляд отдалил его от многих коллег. Несмотря на все достижения Китая, доход на душу населения все еще находился где-то между показателями Туркменистана и Намибии. Правительство преуспело в индустриализации очень бедной аграрной страны, но экономисты расходились во мнениях, долго ли это продлится. Джеймс Чанос, менеджер хеджевого фонда, который предсказал крах корпорации “Энрон”, утверждал, что китайская экономика держится на пузыре “как в Дубае, только в тысячу раз больше”. В 2011 году около 70