Однако сегодня я чувствовал перед человеком, которым восхищался, небольшое преимущество. Я прискакал верхом на своей эйфории, я провел расследование и сделал выводы. То, что начиналось как невинное разглядывание фотографий покойной, переросло в версию, единственную, на которую приходилось рассчитывать.

В то время я не был способен управлять своей жизнью, сдерживая чувства. Я считал себя или же простым чернорабочим, похожем в своем кабинете на овощ на грядке, так как возможности у меня были заурядны, а стремления ограниченны, или же непонятым гением в скучающей армии работников, подчиненных ненормальному для их природы духу. В основном я проводил свое время в первом из этих состояний. Иногда перебирался во второе, от которого рано или поздно отказывался, когда очередное жестокое разочарование вырывало меня из этого оазиса. Я этого не замечал, но оставалось двадцать минут до того, как все мои чувства в очередной раз будут порваны в клочья.

Начал я с рассказа об этом эпизоде с фотографиями. Сначала я их описал. Только потом показал. Мне очень понравилось внимание, с которым он меня выслушивал. Спрашивал о деталях, и в большинстве случаев я мог удовлетворить его любопытство. Баес всегда очень уважал то, как я работал в области права. Я никогда не стеснялся в наших беседах показать лагуны в своих знаниях по данным предметам (еще одна причина, чтобы восхищаться им, для меня, человека, который переживал свое собственное невежество как позор). Но в этом случае я отправился на приключения в его владения, и считал, что все делаю правильно. Когда я закончил с демонстрацией фотографий, я рассказал ему об инструкциях, которые дал вдовцу: Моралес должен был написать своему тестю, с просьбой выяснить настоящее местонахождение Исидоро Гомеса. И чтобы его не подвели нервы или не охватило глупое желание личной мести, он должен был ограничиться только выяснением этой информации и передать ее Моралесу, и в итоге мы получили выдающиеся результаты. Такие выдающиеся, продолжал я рассказывать Баесу, что я дал указания Моралесу запросить у отца его жены вторую порцию информации, на сей раз от других соседей и возможных общих знакомых. Для этого мы отталкивались от того уже знаменитого летнего пикника с одной из фотографий. Когда у меня в руках оказалась эта новая порция сведений, которые подтверждали возрастающее отчуждение Гомеса, его, по всей видимости, внезапное решение уехать в Буэнос-Айрес, его приезд в столицу за несколько недель до того, как было совершено убийство, Баес оборвал меня вопросом:

— Сколько времени прошло с визита тестя к матери подозреваемого?

Я слегка удивился и начал подсчеты. Он что, не хотел выслушать те доводы, которые я вот-вот собирался выложить ему? Не хотел знать, что пара знакомых из того же района подтвердили, что этот парень вот уже несколько лет был тайно влюблен в жертву?

— Дней десять-одиннадцать от силы.

Баес посмотрел на старый черный телефон, который стоял у него на столе. Ничего не говоря, поднял трубку и набрал номер из трех цифр.

— Срочно зайдите ко мне. Да. Только вы. Спасибо, — сказал он тихо тому, кто поднял трубку на другом конце провода.