Дальнейшая жизнь молодой матери понемногу выпадает из поля зрения журналистов. Я пережила подобное совсем недавно, поэтому хорошо прослеживаю знакомые тенденции. Она не дает повода для скандалов, не появляется на людях без сопровождения охраны и все вопросы предлагает адресовать мужу.

И при этом всем о судьбе детей говорится ничтожно мало. Больше никому не интересна судьба двух рожденных в лунное затмение мальчишек, потому что эта тема давно себя исчерпала.

Но больше всего меня поражает, как плавно Шэ’ар отстраняется от своей жены. Больше нет их совместных фото, зато он все чаще появляется один: блестящий бизнесмен, создатель собственной банковской империи и просто мечта всех женщин. Проходит еще пара лет — и мать Ма’ну просто молча исчезает, словно человека никогда и не существовало. Несчастная женщина превращается в слепое пятно, которое бывает, если смотреть на кончик своего носа. Она вроде как есть, но уже давным-давно никому не интересна. То ли дело Шэ’ар: он всегда в кадре и всегда в окружении красивых женщин: открывает новый филиал, собственноручно закладывает фундамент под будущий медицинский центр, посещает показ мод или просто отдыхает на яхте посреди безлюдного океана. Никому и дела нет до того, есть ли у него жена и дети, ведь куда интереснее смаковать новую любовницу известного столичного мачо.

Мне до боли в груди противно, что я, как и другие, бессмысленно вляпалась в патоку его лжи. Боги, а ведь когда-то я совершенно искренне считала его красивым, мужественным и щедрым. Могла выцарапать глаза любому, кто скажет, что он — не идеал мужчины. Меня оправдывает лишь то, что все-таки то была другая я. И все это было до Ма’ну.

— Аврора. — Голос Ма’ну, словно удочка, подцепляет меня и вытаскивает из глубин личного ада. — Я думаю, что мать оставила мне не только «Атлас».

Я тоже так думаю, но не хочу форсировать эту тему. Плевать, что он, вероятно, богат, как джин — я любила и буду любить в нем парня в потертых кроссовках, который скрепил наше обещание любить друг друга простым медицинским браслетом на мосту. Не все в этой жизни измеряется деньгами и количеством машин, а многое даже не стоит пытаться подвести к денежному эквиваленту. Тем более моего сумасшедшего лунника, ведь для меня он бесценен, даже если порвет последние шнурки.

— Я проголодался, — говорит Ма’ну, когда я заканчиваю раскладывать газеты по ячейкам.

— Поддерживаю любое твое предложение, — охотно соглашаюсь я.

Нам нужно поговорить, но не здесь.

Мы занимаем стол в ближайшей кулинарии: кажется, у нас с Авророй взаимная любовь к простым местам, где готовят простую сытную еду и не морщат нос от вопроса «А есть ли в меню «Пепси» без сахара?»

У нас одно на двоих какое-то по истине бездонное ведерко с картошкой-фри, пара сливочных соусов и еще одно ведерко с куриными крылышками в хрустящей панировке. И я, подперев щеку кулаком, любуюсь тем, как Аврора наслаждается едой. Не жует капустный лист с постным лицом и чувством выполненного перед желудком долга, а щедро макает мясо в соус с паприкой и аппетитно обгладывает косточки. Правда, большую часть всего этого она сбросит уже завтра утром: бегает вокруг дома хоть в дождь, хоть в туман, и намекает, что рано или поздно, но мне придется составить ей компанию.