Сначала наткнулись на листовки. Двадцать восьмого июня взят Минск, тридцатого июня – Львов. Стремительное наступление немецких войск продолжается. И рядом другие листки с призывом: «Бей жида-политрука, морда просит кирпича!» А на обратной стороне что-то вроде пропуска. Добро пожаловать к нам, накормим, напоим и спать уложим.

Хозяйственный Лыков взялся было сворачивать листовку-пропуск, но Мальцев хмуро протянул руку:

– Дай сюда.

– Тебе зачем? Бумага пригодится.

– Давай, давай. Вражеские листовки хранить запрещено.

– Думаешь, если НКВД, то распоряжаться всем можешь? – вскинулся старший сержант. – Пора бы забыть о своих привычках. Как бы хуже не было.

– Кому хуже?

Николай смотрел на здоровяка безмятежно и спокойно. Те, кто знал сержанта Мальцева получше, угадали бы, что он на грани срыва. Тяжелые бои, отступление, сегодняшний поиск патронов среди разложившихся тел товарищей по оружию. А теперь недвусмысленная угроза приблудного здоровяка ему, сержанту-пограничнику.

Пальцы Николая перебирали брезентовый ремень пулемета ДТ, снятого с разбитого танка. Диск набит патронами, одно движение, ствол приподнимется, а указательный палец надавит на спусковой крючок.

– Кому хуже придется? – переспросил Мальцев. – Договаривай до конца.

Костя Орехов выдернул листовку из руки Лыкова и порвал на мелкие клочья.

– С огнем играешь, мордастый! Что, к немцам решил перекинуться? – Костя тоже снимал с плеча свою самозарядку. – Здесь и ляжешь с пробитыми кишками. И закапывать не станем. Язык распустил, паскуда. Вот где натура человека проявляется.

– Вы что, ребята. Просто сорвалось с языка. Я ж ничего такого в виду не имел. И воевали вместе.

Палец сержанта Мальцева все же дотянулся до спускового крючка. Патрон всегда находился в казеннике, диск набит на все шестьдесят три заряда, остается лишь сдвинуть предохранитель.

– Не надо, Николай, – хрипло проговорил Костя Орехов. – Я тебя прошу. Хватит на сегодня мертвых. Пусть живет урод… Если что, я сам его прикончу. Ты же меня знаешь.

Продолжал молчать Мальцев, застыли оба сапера. И в этой зловещей тишине Зиновий Лыков каждой клеткой ощутил близкую смерть. Хотел что-то сказать еще, оправдаться. Но голос не повиновался. Из горла вырвалось лишь слабое шипение.

– Пошли, – коротко скомандовал Мальцев, – Задержались мы тут.

Но благополучно добраться до места стоянки им не дали. Обеспокоенный встречей с пастухом, Мальцев повел группу по кругу. Опасался, что парень наведет на них немцев. Его подозрения оправдались, а события приняли следующий оборот.

Парень прибежал на хутор и рассказал отцу о встрече. Он был сыном хозяина, а не пастухом, которому поручили в тот день другую работу, помогал резать свиней для нужд немецкого артиллерийского полка. За продовольствие германцы в тот период неплохо платили жителям Западной Украины.

С утра на хутор приехал с тремя немцами старший сын хозяина Казимир, служивший еще с весны в одном из батальонов знаменитой эсэсовской дивизии «Галичина».

В добротной форме, перетянутой ремнями, вооруженный автоматом, он произвел впечатление на всю семью. Настоящий освободитель от большевиков! Казимир имел должность старшего стрелка, но серебристые молнии на петлицах, блестящая эмблема, орел со свастикой говорили, что это не простой солдат.