«Pietate erga Deum / Obsequio erga Regem / Illustris»: надпись повторяется на обеих боковых колоннах, на которых я недавно читал только самые близкие ко мне надписи. «Удостоенный славы благодаря благочестию пред Господом и преданности королю». На самом же деле первая добродетель противостоит второй, и никто не знает этого лучше меня.

Оркестр начинает играть панихиду. Слышен голос кастрата:

«Распят и похоронен», – поет он нежным голосом. Я уже ничего больше не воспринимаю, все вокруг кажется размытым, слезы растворяют лица, краски и свет, словно на картине, на которую попала вода.

Атто Мелани мертв. Он умер здесь, в Париже, на рю Пластьер, относящейся к приходу святого Евстахия, позавчера, 4 января 1714 года, в два часа ночи. Я был рядом с ним.

– Останься со мной, – сказал он и почил.

Да, я останусь с вами, синьор Атто: мы заключили союз, я дал вам обещание и буду верен вам.

Уже неважно, сколько раз вы не выполняли свои обещания, сколько раз вы обманывали двадцатилетнего коридорного, а позднее отца семейства. На этот раз я не удивлюсь: свой долг по отношению ко мне вы уже выполнили.

Сейчас, когда мне почти столько же лет, сколько было вам в то время, когда мы познакомились, когда ваши воспоминания стали моими, а ваши старые страсти вспыхнули в моем сердце, ваша жизнь стала моей.

Благодаря одному путешествию я снова обрел вас три года назад, и теперь другое путешествие, путешествие смерти, ведет вас к другим берегам.

Счастливого пути, синьор Атто. Вы получите то, о чем просили меня.

Вена? Что мы, ради всего святого, забыли в Вене? – В ожидании ответа моя жена Клоридия смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Дорогая, ты выросла в Голландии, твоя мать была турчанкой, тебе не было даже двадцати лет, когда ты приехала сюда, в Рим, совершенно одна, и теперь ты боишься маленького путешествия в Империю? Что же говорить тогда мне, который никогда не бывал дальше Перуджи?

– Но ты говоришь не о маленьком путешествии; ты говоришь мне, что мы поедем в Вену и будем там жить! Может быть, ты знаешь немецкий язык?

– Ну, гм, нет… пока еще нет.

– А ну-ка, дай это сюда, – сказала она, в раздражении вырывая бумагу из моих рук.

Она снова прочла ее, уже в который раз.

– И какого черта это все значит, этот дар? Земельный участок? Магазин? Место слуги при дворе? Здесь вообще ничего не объясняется!

– Ты ведь сама слышала, что сказал нотариус: мы узнаем обо всем по прибытии, однако, несомненно, речь идет о даре большой ценности.

– О да, конечно. Мы переберемся через Альпы только для того, чтобы испытать на собственной шкуре очередной обман твоего аббата, этого мошенника, который воспользуется тобой для очередного безумного предприятия и в конце концов вышвырнет, словно ненужную тряпку!

– Клоридия, пожалуйста, подумай хорошенько; Атто сейчас восемьдесят пять лет. На какие такие безумные предприятия у него еще могут быть силы? Я долгое время думал даже, что он уже мертв. Многое значит уже только то, что он нанял нотариуса, чтобы рассчитаться со своими долгами по отношению ко мне. Наверняка он почувствовал, что конец близок, и хочет прийти к согласию с самим собой. Нам следует быть благодарными Господу Богу, что в трудный момент нам подвернулась такая возможность.