– Ого, – протянул Сид. – Да они комики со стажем.

– Не говори так. Это совсем не смешно. Скорее грустно.

– Что? Грустно? Да брось ты! По-моему, их хоть завтра можно выпускать на сцену – играть водевили в «Орфеуме»![11]

– Но разве это не грустно?

– Да ладно тебе, расслабься. Готов поспорить, что они вместе уже лет пятьдесят. Этот бред они начали нести еще до свадьбы – и несут по сей день, с тех пор как кончился их медовый месяц.

– Но они ведь совсем не слушают друг друга!

– Ну и что, они же соблюдают очередь. Сначала она его не слушает, потом он ее. А послушали бы – так все бы и закончилось. Сразу бы охладели друг к другу. Это их возбуждает, понимаешь – по Фрейду.

– Но с чего ты это взял?

– Да они просто все выплескивают – все недовольство, все страхи. Спорим, они и в постели не прекращают свою перебранку, а через пару минут оба засыпают с блаженной улыбкой на устах!

– Ты правда так думаешь?

– Не думаю, а знаю. Мои дядя и тетя вели себя примерно так же. На самом деле взвешенная доза взаимных оскорблений продлевает жизнь.

– И сколько же они прожили?

– Тетя Фанни и дядя Эйза? Восемьдесят и восемьдесят девять.

– Так долго?

– Особая словесная диета, постоянно держали себя в тонусе. Это такой еврейский бадминтон: он подает – она отбивает, она подает – он отбивает. Никто не выигрывает, но ведь, черт возьми, никто и не проигрывает!

– Никогда не думал об этом в таком разрезе.

– Ну, так подумай. Пошли назад, пора бы и перекусить.

На обратном пути мы снова поравнялись с местом романтических летних рандеву.

– И еще кое-что! – кипятился старик.

– Кое-что! Да тут не кое-что… Тут тридцать кое-что!

– А ты прямо подсчитала!

– Да, подсчитала! Господи, да куда девался этот список?

– Какой еще список? Кому они нужны – твои списки…

– Мне нужны! Тебе не нужны, а мне нужны!

– Дай мне договорить! Я не закончил…

– Как можно закончить нескончаемое? – философски заметил Сид, в то время как мы покинули зону слышимости, так и не выслушав главные аргументы.

Через пару дней он позвонил мне.

– Я нашел диктофон.

– Зачем?

– Ты – писатель. Я – писатель. Почему бы не подсобрать топлива для наших мельниц?

– Ну, давай…

– Тогда будь готов, заеду прямо сейчас.

И мы пошли. Опять был чудесный теплый вечер, какие часто случаются в Калифорнии и о которых лучше не рассказывать родственникам с восточного побережья, а то те поверят и тут же нагрянут в гости.

– Ничего не хочу слышать! – говорил он.

– Нет уж, ты послушай! – вторила она.

– Спасайте, люди добрые! – Я зажмурился. – Действие второе. Те же. Партия продолжается, волан в игре. Проигравших нет. Ты что, правда собрался включать диктофон?

– Даже Дик Трейси[12] им пользовался, а мы что, хуже?

Мы подошли поближе, и я услышал легкий щелчок включаемого устройства.

– Как же его звали? Ах да, Айзек!

– Никакой не Айзек!

– Нет, Айзек!

– Да Аарон же его звали!

– Какой еще Аарон! Аарон – это старший!

– Нет, младший!

– Да какой дурак тебе это сказал?

– Какой, какой… Ты сам и сказал!

– Попрошу без оскорблений.

– Что, правда глаза колет?

– Да я тебе в два счета докажу, что…

– Отлично, с пылу с жару! – сказал Сид, когда мы тихо ретировались, унося с собой в кармане их голоса.