Глава четырнадцатая
В те дни мне хватало двух банок пива, и я шел домой вразвалочку и навеселе, по обыкновению обещая себе не заговаривать с родителями, что было крайне нежелательно. Лучше уж себе палец отрубить.
После лекции Рут вечер прошел без особых происшествий. Мэг ненадолго отлучилась в ванную и вернулась, как ни в чем не бывало. Глаза сухие, лицо — непроницаемое и бесстрастное. Мы смотрели Дэнни Томаса, пили пиво, а во время рекламы я договорился с Уилли и Донни пойти на боулинг в субботу. Я пытался поймать взгляд Мэг, но она в мою сторону даже не посмотрела. Когда пиво закончилось, я пошел домой.
Картину я повесил у себя в комнате рядом с зеркалом.
Однако во мне никак не могло улечься какое-то странное чувство. В жизни не слышал, чтобы кого-то называли шлюхой, хотя и знал, что это значило. Знал с тех пор, как стащил «Пейтон-Плейс» у мамы. Я подумал — а сестра Эдди еще не слишком маленькая, чтоб ее так назвать? Я помнил ее голой, привязанной к дереву, ее мягкие крупные соски. Как она плакала, как смеялась — иногда одновременно. Помнил сморщенную плоть у нее между ног.
Я подумал о Мэг.
Лежа на кровати, я думал, как же легко ранить человека. Не обязательно физически. Достаточно просто хорошенечко пнуть что-то для него дорогое.
И я бы смог, если бы захотел.
Люди — существа уязвимые.
Я подумал о своих родителях — о том, как они только и делали, что лягались друг с другом. Теперь это повторялось с такой частотой, что, оказавшись меж двух огней, я научился не принимать ничью сторону.
В основном они бранились по мелочам, но мелочи эти собирались в снежный ком.
Не спалось. Родители были в соседней комнате, отец храпел. Я пошел на кухню за колой, а потом вернулся и сел на кушетку. Свет включать не стал.
Было далеко за полночь.
Ночь стояла теплая, безветренная. Родители по обыкновению оставили окна открытыми.
Сквозь москитную сетку я мог заглянуть прямо в гостиную Чандлеров. У них до сих пор горел свет. Окна тоже стояли нараспашку, и я слышал голоса. Я не слишком-то мог разобрать, что говорят, но знал, кто говорит. Уилли. Рут. Потом Мэг. Потом Донни. Даже Рупор все еще не спал — его голос был высоким и пронзительным, словно девичий смех.
Все остальные что-то кричали.
— …для какого-то мальчишки! — услышал я голос Рут. После он снова утонул в шуме.
Мэг спиной пошла к окну. Она указывала куда-то пальцем, пронзительно кричала и вся тряслась от гнева.
— Нет, не будешь! — сказала она.
После Рут выдала что-то низким голосом, что-то невразумительное, больше похожее на звериный рык, и Мэг вдруг согнулась и расплакалась.
Чья-то рука метнулась вперед и шлепнула ее.
Шлепнула так, что Мэг отскочила назад, за пределы окна, и теперь она исчезла из виду.
Уилли шагнул вперед.
Он шел за ней следом. Медленно.
Так, будто подкрадывался.
— Ну все, — сказала Рут. Имея в виду, наверное, что Уилли должен теперь от нее отстать.
На мгновение все замерли.
Потом все заходили туда-сюда у окна, все злые и угрюмые, Уилли и Рупор, Донни, Рут и Мэг собирали что-то с пола, или стулья переставляли, или еще что, и медленно расходились. Голосов больше не было. Единственной, кого я не видел, была Сьюзен. Я сидел и смотрел.